Порт-Артур. Обитель призраков.
Вот уж какая страна не ассоциируется у нас с обилием выходцев из потустороннего мира, так это Австралия. Ну какие там могут быть призраки, если на всём пространстве огромного континента нет ни одного средневекового замка или старинного поместья, отметившего как минимум пятисотлетний юбилей? Спешу обрадовать любителей острых ощущений: более молодые австралийские призраки леденят душу и наводят панический страх не меньше, чем их коллеги старшего поколения. И если в Старушке Европе полно призраков благородного происхождения, от которых можно ожидать лишь охов да вздохов, то их заокеанские собратья в большинстве своём представляют собой совсем другой контингент, с которым и при жизни было небезопасно и малоприятно встречаться. Местом наивысшей концентрации заблудших душ по праву считается зловещее поселение Порт-Артур (Port Arthur), надёжно охраняемое от остального мира водной стихией.
В середине XVII века к берегам удивительного по красоте и разнообразию пейзажей острова, расположенного к югу от австралийского континента, причалил корабль голландца Абеля Тасмана. «Открытой» им земле было тут же присвоено название Вандименовой. Как всегда, не спросив мнения местных жителей, европейцы решили увековечить на карте мира имя очередного чужака, который в глаза не видел названную в его честь территорию. В этот раз им стал Антони ван Димен, генерал-губернатор голландской Ост-Индии, снарядивший экспедицию Тасмана. Спустя двести лет, приблизительно в то же время, когда последние четыре чистокровных аборигена доживали свои дни, остров переименовали в Тасманию (Tasmania). Пойдя по стопам голландского морехода, в живописных бухтах Земли Ван Димена не раз бросали якорь корабли под флагами разных европейских государств. Но лишь британцы решились в начале XIX века «застолбить» за собой остров, отправив на него худших представителей нации: закоренелых преступников и не намного более гуманных, чем их подопечные, работников пенитенциарной системы с семьями. Даже изнуряющее и весьма опасное плавание из Великобритании на другой конец планеты могло показаться ссыльным каторжникам увлекательным круизом по сравнению с тем, что им предстояло пережить на месте отбывания наказания.
В 1830 году на небольшом «аппендиксе», отделённом от острова Тасмания тридцатиметровым перешейком Орлиного ястреба (Eaglehawk neck), колониальные власти решили обустроить лесозаготовочную базу. В отличие от американских колоний, в Австралии вся тяжёлая работа ложилась на плечи белых каторжников, чьи условия жизни не многим отличались от рабского существования темнокожих невольников Нового Света. Уже спустя пару лет поселение Порт-Артур, названное в честь вице-губернатора острова, превратилось в одно из проклятых мест. «Честь» стать обитателем колонии предоставлялась рецидивистам, мятежникам, беглым каторжникам, серийным убийцам, садистам, психопатам и другим неисправимым «сливкам» преступного сообщества, для которых пребывание в обычной тюрьме (не отличавшейся в те времена особо гуманными условиями содержания) было непозволительной роскошью. Объединив в себе новомодную идею паноптикума, религиозные воззрения протестантского движения квакеров и ориентацию на психологическое давление, Отдельная тюрьма Порт-Артура получила статус образцовой. Построенное на окраине поселения здание представляло собой крестообразное строение, четыре крыла которого сходились в центральной башне. Хотя охранники не видели со своего поста каждую камеру, что не полностью соответствовало идее паноптикума (системы, при которой у смотрителей есть возможность одновременно наблюдать за всеми заключёнными, причём каждый наблюдаемый не знает, смотрят на него в данный момент или нет) всё же присматривать за каждым крылом тюрьмы одновременно не составляло труда. В наши дни можно прогуляться по мрачным коридорам отреставрированной после лесного пожара темницы и заглянуть в крошечные камеры-одиночки, где всё ещё хранятся предметы тюремного обихода: подвешенный на ремнях гамак, небольшой столик, табурет, «ночной горшок» в виде грубо сколоченного деревянного ведра, набор для уборки и Библию. Тюремная администрация Порт-Артура одной из первых подхватила передовые методы укрощения заключённых и наряду с физическими наказаниями (порка плетями) всё чаще использовала психологическую пытку тишиной, темнотой, одиночеством и голодом. Самое ужасное, что основой такого изощрённого метода воздействия были благие намерения заставить оступившихся денно и нощно концентрироваться на греховности своих поступков, что неизбежно должно было привести к раскаянию. Теоретической базой этого метода была идея Религиозного общества Друзей (квакеров) о том, что лишь наедине с самим собой, в глубинах своей души при должной концентрации и послушании можно получить откровения Святого Духа. В камерах и коридорах тасманийского застенка не слышно было истошных воплей истязаемых узников; там, напротив, царила сводившая с ума гробовая тишина. Никто не имел права проронить ни слова или издать шум; охранники использовали язык жестов, ходили в обуви из войлока по коридорам, устланным циновками, что позволяло им быть незаметными, но самим улавливать любой звук, издаваемый заключёнными. Несчастные, приговорённые к одиночке, находились в камере круглые сутки, и лишь на один час им дозволено было выходить на прогулку, тренировку или в церковь с глухим капюшоном на голове, в полной темноте и тишине. Во многих старых тюрьмах, превращённых в музеи и аттракционы, посетителям предлагается побывать в шкуре заключённого подобной камеры. В среднем хватает пяти-десяти минут, чтобы человек начал паниковать и просить выпустить его на свет божий. Заключённые порт-артурской тюрьмы могли застрять в этих жутких условиях на дни, а то и месяцы. Для острастки всех новоприбывших каторжников отправляли в темницу на несколько месяцев, а особо спесивых – на год. Тем, кому посчастливилось выжить или не сойти с ума, предстояло затем переселиться в общие бараки и отправиться на каторжные работы на свежем воздухе в составе «человеческой сороконожки» (так прозвали работающую на лесоповале скованную одной цепью колонну заключённых).
Поговаривают, что некоторые узники не покинули свои камеры до сих пор. Если вам «повезёт», то убедиться в этом можно на щекочущей нервы ночной экскурсии. В свете тусклых керосиновых фонарей небольшая группа во главе с гидом подходит к заброшенной камере. Ещё не зная историю узника, томившегося в ней, вошедшие в одиночку посетители начинают ощущать дискомфорт, подавленность и щемящее чувство безысходности. Некоторые особо впечатлительные особы вскрикивают, почувствовав прикосновения и царапания невидимых рук. Знающие люди утверждают, что это всё проделки Уильяма Картера. Соорудив из ремней гамака удавку, он в течение нескольких минут, не издавая ни единого звука, в полной тишине прошёл ужасный опыт смертельного удушения. Он не оставил предсмертной записки, но, по всей вероятности, предпочёл смерть невыносимому пребыванию в нерушимом «молчании» Отдельной тюрьмы. По соседству, в отделении для психопатов и садистов можно столкнуться с призраком Джона Гулда, отправленного в «ад на земле» за попытку изнасиловать малолетнего ребёнка. Его пристальный взгляд, сменяющийся уродливым гримасничаньем, не столько пугает, сколько нагоняет чувство неловкой брезгливости и нездорового любопытства, обычно охватывающее нас рядом с душевнобольными людьми. Невероятно жестокая система правосудия прошлого редко когда обращала внимание на возраст преступников. Будь то матёрый вор или умирающий с голоду десятилетний мальчишка, покусившийся на пару яблок на рынке, их обоих ждала одинаковая участь. Одной из таких жертв правосудия был мальчик, которому предстояло стать очередным висельником Порт-Артура. Последние две недели своей жизни он провёл в камере Отдельной тюрьмы. Его отчаянные крики до сих пор разносятся эхом по коридорам узилища, славящегося своей гробовой тишиной. Потерянные души задержались не только в тюремных стенах, но чуть ли не в каждом строении посёлка Порт-Артур – в построенной в готическом стиле церкви с её необъяснимым внезапным колокольным звоном и свечением; в анатомической комнате, расположенной в подвале дома младшего врача и служившей местом изощрённых медицинских экспериментов; в приюте для умалишённых и стариков, где в пустых коридорах слышатся шаги, а лампочки самопроизвольно загораются и тухнут; в доме коменданта, хозяин которого время от времени пугает посетителей, «усевшись» в скрипучее кресло-качалку; а уж призраков детей, чей звонкий смех или горестный плач раздаётся в домах офицеров охраны и не счесть. Поговаривают, что количество призраков могло оказаться куда меньше, если бы на Острове мёртвых (Isle of the Dead), куда отправлялся в последний путь каждый покойник Порт-Артура, кладбище было организовано другим образом. Лишь некоторым из 1600 почивших заключённых повезло получить надгробие; остальные же были захоронены в общей безымянной могиле, не пройдя должного ритуала погребения. Они оказались обречены на вечные скитания по крошечному острову на краю света. Там их видят, чувствуют и слышат и по сей день, спустя сто пятьдесят лет с момента закрытия каторжного поселения Порт-Артур.