Магия маски.
Вот уже несколько месяцев, как слово «маска» ассоциируется у нас ни с чем иным, как со средством защиты от вируса. Кого-то она раздражает, а кому-то помогает быть самим собой, ведь под покровом ничего не выражающей маски мы расслабляемся и не переживаем о мнении окружающих. Сколько раз в своей жизни я слышала вопрос: «ты чего такая серьезная?». Наконец-то, благодаря маске, мне не нужно объяснять любопытствующим тот факт, что я постоянно думаю о чём-то интересном, занимательном или важном, и в такие моменты сосредоточенности как-то странно было бы иметь на лице блаженную улыбку Моны Лизы. Размышляя о сегодняшнем «маскараде», в голове проносятся разные образы: от древнегреческих и японских театральных масок до остроклювых чумных, от ритуальных африканских и американских до карнавальных венецианских. На наше счастье, не перевелись люди, которые с фанатичной преданностью следуют старым ритуалам и оберегают наследие своих предков. Благодаря им мы можем вживую познакомиться с пёстрым разнообразием масок и, возможно, примерить одну из личин на себя.
Профессиональный традиционный японский театр Но, родившийся из религиозных мистерий и сопутствовавших им театрально-танцевальных и цирковых представлений, состоит из сугубо мужского творческого коллектива. Как вы понимаете, даже самым искусным лицедеям достаточно трудно сыграть ребенка или старика, молодую женщину или демона, не прибегая к уловке. Так в театре Но появились весьма реалистичные, лишенные украшений, но отображающие богатую палитру человеческих эмоций, типажей, возрастов и статусов маски. Они стали «душой» изображаемого актером персонажа, со всей её загадочностью и недосказанностью. Несмотря на довольно чёткую классификацию и детальное различие персонажей (от призрака красивого аристократа или молодого слепого принца до демона или супер-кокетки), представляющие их несколько сотен типов масок театра Но оставляют место для интерпретации зрителями того или иного действующего лица. Подобный эффект достигается благодаря принципу югэн, которого придерживались мастера при создании театральных масок. Согласно этому эстетическому принципу существуют вещи, явления, ситуации, которые нельзя «разложить по полочкам», рационально объяснить, но можно лишь пережить, почувствовать, ощутить интуитивно. Магией югэн наделена и японская театральная маска, чей тайный символизм может лишь подсознательно угадываться зрителями. Отношение к театральным маскам у актёров трепетное, как к святыне. Прикасаться к ним следует лишь кончиками пальцев в месте, где продеты шнурки, удерживающие маску на лице актёра. Прежде чем надеть личину, нужно подержать её в руках, вглядываясь в черты лица изображаемого персонажа. Знаменитые актёрские династии и школы театра Но до сих пор хранят в своего рода алтарях старинные маски, возраст которых составляет не менее трёх-четырёх веков. Подобно тому, как икона обретает свою силу и значимость только будучи созданной «лицензированным» иконописцем, маска выходит из-под резца и кисти только близкого к познанию истины мастера, каковыми ранее считались монахи или умудрённые опытом актёры. В наши дни маски творятся скульпторами, получавшими и передававшими знания и опыт из поколения в поколение. Но не думайте, что маски сильно облегчили жизнь актёров, ведь их нужно еще уметь носить. Дело в том, что вырезанные из кипарисового дерева и покрытые более чем десятком слоёв краски и лака личины меняют свое выражение, подчиняясь игре света и тени при наклоне и повороте головы актёра. Вот на вас глядит улыбающаяся юная девушка, но стоит ей начать опускать чело, как на ваших глазах она начинает хмурить брови, а её растянувшиеся в улыбке губы кривятся от обиды или разочарования. Как тут не поверить в магические свойства японской маски?..
Если актерам нужна маска, чтобы из живого человека перевоплотиться в бесплотного призрака, то настоящим мертвецам маска нужна для того, чтобы продлить, пусть даже символически, своё пребывание в мире живых. Следует уточнить, что бывают маски посмертные, представляющие собой слепки с лица умершего и, как правило, хранящиеся в качестве реликвии, и погребальные, которые зачастую не носят портретного сходства с усопшим и навечно остаются с ним в могиле, если только в неё не наведаются расхитители или археологи. Что бы там ни говорили древние мифы и исследователи паранормальных явлений, еще никому не удалось вернуться из царства мёртвых и рассказать помогла ли хоть чем-то погребальная маска. Поэтому, наберусь наглости предположить, что погребальный «маскарад» устраивался в первую очередь из эстетических соображений, завуалированных красивыми верованиями в то, что в маску вселяется душа умершего и позволяет ему сохранять контакт с семьей, потомками или подданными. Мало кому было приятно глядеть на искаженное смертью лицо покойника, особенно, если похоронный ритуал растягивался не на один день. Пожалуй, больше всего впечатляют не древнеегипетские маски почивших фараонов с их точёными лицами или золотые микенские и монгольские личины, а очень человечные, сохранившие индивидуальные черты ушедшего в мир иной, маски сибирских таштыков. Их реалистичность объясняет ужас, охвативший пастуха, обнаружившего в горной долине Оглахты двухтысячелетний могильник с сохранившимися в нем масками. Вглядываясь в белые и черные, разрисованные красными узорами, таштыкские маски, поражаешься умиротворённости их образа, словно смотришь на лицо уснувшего, а не покинувшего мир живых человека. Изготавливались они из гипса с примесью глины, песка и некоторых других ингредиентов. Слой за слоем, на лицо и шею покойника накладывалась эта смесь, перемежаемая, словно арматурой, тончайшими древесными волокнами можжевельника, березы, ивы или акации. Последним штрихом в создании погребальных масок была роспись: линиями обозначались щелочки прикрытых глаз; усопшей белолицей даме делался своеобразный макияж киноварью, буквально превращавший её в красну-девицу с узорами на челе, румяными щёчками и алыми устами; нанесением красно-черных узоров мужчине придавался весьма воинственный вид. Иногда эти маски были чуть менее реалистичны (но не менее искусны), поскольку лепка производилась не на лице покойника, а на кожаной болванке, представлявшей собой голову «куклы», в которую зашивались кремированные останки. Если многие погребальные маски мира носили функцию проводника между миром живых и мёртвых, то таштыкские маски, судя по всему, служили своего рода оберегом для живых, старавшихся изолировать покойника, накладывая на его глаза, рот и нос кусочки шелковой ткани и накрывая лицо гипсовой маской. Интересным является тот факт, что посмертные маски подвергались реставрации, если мумия или туесок с пеплом кремированного достаточно долго ждали своей очереди на сожжение в коллективном подземном склепе. Возможно, маски также выполняли функцию бирки, которую в наши дни вешают на палец покойника в моргах. Сожжение склепа с несколькими десятками «обитателей» завершало процесс погребения, а маски, как ненужные бирки, либо уничтожались, либо оставались на пепелище заброшенными и никому не нужными. К счастью, от воздействия огня гипсово-глиняные маски и оставшиеся от них черепки становились более прочными, что позволило им пролежать в земле почти два тысячелетия и познакомить нас с обликом предков современных хакасов.
В большинстве случаев маски надеваются на короткое время и по особым случаям – будь-то древний шаманский ритуал или разгульный карнавал. Но мало кто задумывался, что в определенных культурах маска надевается в довольно раннем возрасте, носится до конца дней и снимается лишь изредка, в минуты уединения. Еще задолго до возникновения ислама, кочевые жители Северной Африки, Аравийского полуострова и Ближнего Востока вынуждены были защищать свои лица масками от всепроникающего песчаного ветра и обжигающего кожу и ослепляющего глаза солнца. Причем делали это и мужчины, и женщины. Со временем, мужчины отказались от масок, закрывая своё лицо лишь во время песчаной бури. А вот дамы не только сохранили эту традицию, но и привнесли в неё элемент декоративности. Когда мы вспоминаем мусульманских женщин, нам в голову приходят покрытые с ног до головы чёрной паранжой или никабом, плывущие, словно тени, фигуры. Но такую нерадужную картину можно наблюдать лишь в нескольких странах арабского мира. В большинстве же стран от Северной Африки до Ближнего Востока женщины щеголяют в ярких масках, богато украшенных золотыми и серебряными подвесками, старинными монетами, бисером, минеральными камнями, ракушками и изысканной вышивкой. Глядя на эритрейских и суданских чернооких бедуинок в их ярких многослойных одеждах и масках, увешанных подвесками тонкой ювелирной работы, поневоле хочется сказать – как же они красивы! Среди разнообразия восточных масок есть один весьма занимательный вид, олицетворяющий, по мнению его носительниц, женственность. Для непосвященных наблюдателей эта маска, представляющая собой две параллельные полоски (прямая верхняя и фигурная нижняя), соединенные тонкой перемычкой на носу, иногда выглядит весьма комично, напоминая пышные турецкие усы, совершенно не ассоциирующиеся с женственностью и красотой. По легенде, эта маска, именуемя баттула или бурга, спасла одно из племён от поражения в кровопролитном столкновении с враждебными соседями. Когда мужчины не в силах защитить родную землю, оружие в руки берут женщины. В день сражения перед противником выступило многочисленное войско, приведшее того в ужас и обратившее в бегство. Ретировавшемуся неприятелю было невдомёк, что сидящие на конях воины были всего лишь женщинами в масках, имитирующих чёрные густые усы. С тех пор, бурга стала символом удачи и снискала популярность у женщин Персидского залива. Местным жителям её форма напоминает сокола – высоко почитаемую в арабском мире птицу, эталон гордости, грации, силы и ума. Еще не так давно девочки с нетерпением ждали того часа, когда они достигнут определенного возраста или будут помолвлены, чтобы получить право надеть свою первую бургу. Глядя на эту маску, форма и размер которой варьируется в зависимости от региона, складывается впечатление, что она сделана из тонкого металла. Но, конечно же, это просто иллюзия, ведь мало кто рискнет носить прикасающийся к лицу раскаленный на солнце металл. Маска делается из поставляемого из Мумбая накрахмаленного льна. Эффект металлического блеска достигается при помощи двух хитростей. Одна напрашивается сама собой – нужно просто покрасить ткань золотой краской. Но при этом блеск не будет естественным. Поэтому арабки прибегают к другой хитрости: они полируют до блеска темно-синюю или фиолетовую льняную ткань жестянками, например дном кофейника, или перламутровыми раковинами, как это делали их прапрабабушки. В давние времена ткань пропитывалась настоем целебных трав, благотворных для кожи в условиях нещадно палящего солнца. Оставляемые на вспотевшем лице синие-фиолетовые отпечатки создавали так называемый «эффект заката», как считалось, добавлявший лицу красоты. Вот уже несколько десятилетий в повседневной жизни бургу можно увидеть лишь на пожилых жительницах Аравийского полуострова. Но на праздниках и торжествах эта деталь дамского туалета всё еще пользуется популярностью, будучи важной частью древней традиции.