Стаття присвячується токійцю Фумінорі Цучіко, 75-ти річному  волонтерові, який у 2022 році переїхав жити до України заради допомоги страждаючим від війни харків’янам.

https://fumicaffe.base.shop/

 

Задумывая очередную статью про Страну Восходящего Солнца, мне и в голову не приходило, что столица Японии вполне может выступить в качестве декорации для римейка «Алисы в Страны чудес». Хотя современные барышни вооружены многочисленными гаджетами, помогающими сориентироваться в пространстве и времени, всё же можно легко затеряться среди «странностей» и «непонятностей» Токио (東京, Tōkyō).

В классическом варианте юная искательница приключений последовала за белым кроликом, прежде чем угодила в Страну чудес. В Токио можно поохотиться за всемирно известной зверушкой Пикачу, представителем вида Покемонов. Эта жёлтая мышка, длина ушей которой вводит в заблуждение и заставляет думать, что перед вами  кролик, уж точно приведет в чудесный парк Шики Но Каори, в столичном районе Нэрима (練馬区, Nerima-ku). Переступив его порог, гости попадают в удивительный край, где безраздельно властвует королева цветов – роза. Хотя японцам больше по душе утончённая хризантема, всё же они знают толк в выращивании колючих красавиц. Свидетельством тому будут процветающие в прямом и переносном смысле этого слова кусты более трёх сотен сортов роз. Каждое утро, зародившийся на заснеженной вершине Фудзиямы свежий ветерок долетает до сада, заглядывает в каждый укромный уголок и заставляет трепетать нежные лепестки тысяч цветов. Окутанный ароматной вуалью парк просыпается и готовится к принятию гостей. Здесь им предстоит познакомиться не только с результатами кропотливого искусства селекции, но и с богатой фантазией садоводов, выдумавших замысловатые названия для многочисленных сортов. Искрящимися бриллиантами сверкает роса на ярко-розовых лепестках Дамасской розы. Первые солнечные лучи озаряют румянцем чайные розы с романтическим названием Жена поэта. Сиреневые, словно покрытые инеем цветы Голубого Парфюма и Волшебного вечера навевают воспоминания о зимней прохладе в тёплое майское утро. Кораллово-розовое Сердце Ангела «бьётся» в ореоле бледных лепестков в такт дуновению ветра. Волшебная атмосфера сада превращает в усладу для глаз даже скромный шиповник Одиссей, получивший своё имя в честь легендарного царя Итаки. Расположившийся в сердцевине жёлтого цветка оранжевый Глаз тигра пристально «следит» за жизнью розария. Глядя на совершенную красоту и немыслимое разнообразие обитателей парка Шики Но Каори, понимаешь, что даже самая капризная королева не сможет найти ни одного изъяна в его розовых кустах.

Определённое суждение о вкусе особ королевских кровей Японии можно составить, побывав в парках, окружающих волшебным пёстрым кольцом Императорский дворец (皇居, Kōkyo). Хотя потомки богини Аматерасу неохотно пускают любопытствующих в свою резиденцию, устраивая день открытых дверей лишь два раза в год, всё же начиная с 1968 года, они не лишают простых смертных ежедневного удовольствия наслаждаться красотой природы и мастерством ландшафтных дизайнеров в императорских парках. Много веков прошло с тех пор, как бушевавшая стихия средневековых гражданских войн улеглась, оставив после себя боевые «шрамы» в виде рассыпанных по всей стране фортификационных укреплений и крепостей. Переживший военные перипетии величественный замок Эдо всё же пал жертвой городского пожара в 1657 году. В последующие столетия останки его «Внутренней крепости» хонмару постепенно уходили в небытие, обрастая новыми постройками, покрываясь зеленью деревьев и кустарников, зарастая ароматными цветами и сочной травой. Так, некогда самая высокая в истории Японии крепостная башня исчезла, а её массивное каменное основание превратилось в многоярусную лужайку и смотровую площадку Восточного сада. Взобравшиеся на неё посетители будут вознаграждены возможностью созерцать великолепие парка Ниномару. В давние времена в пределах хонмару находилась так называемая «Вторая крепость» ниномару. Поговаривают, на виллах этого замкового комплекса предавались праздной жизни ушедшие в отставку наложницы сёгуна. Безусловно, в классический набор развлечений входили созерцание цветущей сакуры и пионов, наслаждение пением птиц и стрекотанием цикад, и тому подобные традиционные японские удовольствия. Дабы насытить эстетическую потребность дам, сёгун Токугава Иэясу пригласил японского Леонардо да Винчи своего времени – Кобори Энсю. С его лёгкой и умелой руки в начале XVII века у подножия замкового холма появился сад. Несколько пожаров оставили от сада в буквальном смысле только мокрое место – пруд. Впоследствии этот водоём стал центром, вокруг которого, словно по волшебству возник новый императорский парк. Его современный облик представляет собой римейк классического японского сада XVIII века, зарисовки которого были найдены в архивах. Единственным нововведением стала интересная задумка украсить парк коллекцией деревьев, символизирующих японские префектуры. Лениво помахивая плавниками, упитанные красно-золотые карпы рассекают водную гладь застывшего пруда. Его зеркальная поверхность, словно хамелеон перенявшая глубокий синий цвет осеннего неба, усеяна листьями-мотыльками дерева гинкго билоба – символа Токио, а также префектур Канагава и Осака. Это юное, по местным меркам дерево принадлежит к уникальному роду «живых ископаемых». Даже самые старые деревья планеты не могут похвастаться столь древней родословной как гинкго. Будучи сверстником динозавров, этот представитель рода листопадных пережил все возможные катаклизмы, возрождаясь, словно бессмертная птица Феникс. Ни меняющийся климат, ни вредоносные паразиты, ни губящие зелёных собратьев болезни, ни даже ядерный взрыв, потрясший два японских города в конце Второй мировой войны, не способны были уничтожить гинкго. Кажется, что эти заколдованные деревья обладают даром бессмертия и вечной молодости. Примером тому может послужить один из отметивших шестисотлетний юбилей реликтов-долгожителей, который до сих пор не подаёт никаких признаков старения. Легендарная неисчерпаемая жизненная энергия кудрявых деревьев превратила их в символ стойкости и долголетия в японской культуре. Поговаривают, что знаменитые средневековые буддийские монахи Кукай и Шинран не отправлялись в странствие без посоха, выточенного из ветви гинкго. Стоило им воткнуть магическую трость в землю, как она начинала пускать корни и покрываться напоминающими гусиные лапки листьями. Кроме символического значения, деревья гинкго приносили и весьма практическую пользу. Их толстая пробковая кора, содержащая пузырьки воздуха, обладает великолепной огнестойкостью. Это интересное свойство заметили японские градостроители и внесли гинкго в реестр обязательных к посадке деревьев. Высаженная вдоль улиц стройная шеренга «огнеборцев», словно живой щит сдерживала распространение пожара. Воспеваемое в классической японской поэзии гинкго неизменно ассоциируется с поздней осенью, очаровывающей своими яркими красками и особой атмосферой. Окунуться в неё можно в парке Ниномару, где трепещущие на ветру мелкие листья гинкго даже в дождливую погоду светятся пронзительным жёлтым цветом, создавая солнечный ореол. Под ногами мускулистого коренастого ствола лежит плотный ковёр из облетевших «гусиных лапок». Возможно, глядя на подобную картину поэт Ёсии Исаму когда-то написал:

Листья дерева гинкго

в Асакуса выстлали двор —

не на этом ли месте

был когда-то большой балаган

для наездников цирковых?..

 

То и дело появляющийся и исчезающий Чеширский кот привносил немало загадочного в и без того необычное приключение Алисы. В Токио есть свои повсеместно «маячащие» кошки, прозванные Манэки-нэко. Но если улыбающийся кот не показывался за пределами Страны чудес, то ареал  японских пушистиков расширился по всей планете, куда только ступила нога выходцев из Дальнего Востока. Начало этому положил питомец скромного сельского храма Котокуин, находившегося в предместье столичного Эдо. Служивший в храме священник души не чаял в своём коте по имени Тама, и делил с ним последние крохи своей скудной пищи. Занедужив, священник намекнул коту, что пора тому подсуетиться и как-то подсобить хозяину. Тама отправился за ворота храма и спустя какое-то время вернулся с четырьмя респектабельными джентльменами самурайского вида. Они поведали о том, как, возвращаясь в замок, увидели сидящего на дороге кота, который недвусмысленно зазывал их поднятой вверх лапкой. Самураям трудно было удержаться и не последовать за этим «чудом природы». В итоге от смекалки и артистических способностей Тамы выиграли все. Священник получил шанс побаловаться традиционной церемонией чаепития в компании сановитых гостей и изречь очередную проповедь, призывающую ко всему хорошему и осуждающую всё плохое. Тама наверняка получил двойную порцию кошачьих вкусняшек.  Путники оказались в безопасном укрытии, ведь как только они переступили порог храма, внезапно разразилась нешуточная буря. Прозябающий сельский храм приобрёл мецената в лице одного из самураев, который на поверку оказался влиятельным феодалом (даймё) из клана Ии. Возжелав отблагодарить кота и его хозяина за своевременно оказанное гостеприимство, знатный самурай превратил Котокуин в бодайдзи – клановый храм, заботящийся об усопших членах семьи, проводящий похоронные и душеспасительные церемонии.  А Япония и большинство азиатских стран получили симпатичный талисман, приносящий удачу – сидящего мультяшного вида котика с поднятой вверх лапкой. Сегодня «кошачий» храм находится в одном из районов Токио – Сэтагая (世田谷区, Setagaya City), и носит наименование Гётокудзи (大谿山 豪徳寺, Daikeizan Gōtoku-ji), присвоенное ему в середине XVII века после смерти даймё Ии Наотака. Это место с многовековой историей стало оазисом для ищущих покоя и умиротворения посреди суеты ультрасовременного хайтековского мегаполиса. Столетние, скрученные временем сосны пушистым зонтиком укрывают дорожки, раскинувшиеся сетью по территории всего комплекса. Покрасневшие ажурные листья клёнов, словно раскалились на солнце за летние месяцы и подсвечивают тёплым светом стены и крышу старой трёхъярусной пагоды. Обойдя один из церемониальных павильонов посетители Гётокудзи открывают для себя удивительное зрелище. На покрытых мхом плитах, многоярусных деревянных стеллажах, постаменте небольшой статуи Будды, каменном основании забора сидят сотни, если не тысячи белых котов с призывно поднятой вверх лапкой. Здесь есть и малютки высотой в пару сантиметров, и котики в натуральную величину. Это несметное  полчище является ярким свидетельством неискоренимой веры людей в чудеса и мистическую силу талисманов. Фигурки манэки-нэко, оставляемые посетителями Гётокудзи можно назвать классическими. Их белый цвет символизирует позитив и чистоту. Хотя правая поднятая лапка по традиции призывает богатство и удачу («леволапых» обычно ставят в торговых местах для привлечения покупателей), следует помнить, что коты Гётокудзи следуют своему родоначальнику Таме и способствуют достижению успеха опосредованно. Они приманивают лишь нужные знакомства и контакты, а вот воспользоваться ими для приобретения благополучия и успеха – это дело самого человека. Таков принцип самурайского кодекса, которому издавна следуют даже четвероногие обитатели храма Гётокудзи.

Чуть меньше тысячи лет назад в ворота шумного восточного города вошёл молодой человек, по имени Гияс ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Спешащие по своим делам прохожие, артистично зазывающие поглядеть на товар хозяева лавок, уличные попрошайки и чинно расхаживающие блюстители порядка не обращали внимания на учёного и поэта, которому предстояло прославиться в веках. Для жителей утопающей в садах Мараканды, превращённой правителями в оазис науки, бредущий в задумчивости мыслитель, будь то сам Омар Хайям, считался привычным явлением. С тех пор много неординарных личностей посетило «Сад души», как величали столицу древнего государства Согдианы. Одни, последовав примеру Александра Македонского, принесли разрушение, другие же помогли ей возродиться из пепла и превратиться в цветущий и блистающий Самарканд (Samarqand).

Ничто так не определяет успех города, как его удачное расположение. Став важным торговым узлом в раскинувшейся от Китая до Средиземноморья сети Великого шёлкового пути, Самарканд обеспечил своё процветание на многие столетия. Даже само название, произошедшее, по мнению учёных умов, от тюркского Симиз Кент, что означает «богатое поселение», говорит о благоденствии города. Остатки былой роскоши всё ещё просматриваются в дворцовых росписях легендарного поселения Мараканда, которое местные жители предпочитают называть Афрасиаб, по имени мифического царя из персидского эпоса. Руины городища бережно хранятся в кольце улиц современного Самарканда. Приблизительно в то время, когда Гомер создавал бестселлер о невероятных похождениях ахейцев в Трое, Ромул основывал «Вечный город», а причерноморские степи топтали скифские конницы, в Иране корпел над священной книгой «Авеста» жрец и пророк Заратустра. Жители Самарканда с гордостью цитируют написанные им слова, воспевающие красоту и величие их благословенного города. Сегодня четыре кольца оборонительных стен с двенадцатью воротами, мощная цитадель, величественный дворец, мощённые прямые улицы шахристана, храмы, караван-сараи и акведук Мараканды возвышаются лишь невысокими холмами, устланными, словно зелёным ковром, весенней травой. Виной тому не только время, но и уничтожившие почти до основания город «варвары» во главе с неистовым Чингизханом. Найденные под вековым многометровым покровом сокровища процветающей столицы Согдианы собраны в музее истории Самарканда «Афрасиаб», в котором можно погрузиться в завораживающий мир античного и средневекового Востока. Вас наверняка впечатлят монеты с ликами древних правителей, смертоносные луки и клинки, на которых, возможно, всё ещё можно найти следы крови монгольских захватчиков и защитников Мараканды. Вас не оставит равнодушным мастерство, с которым были созданы глиняные сосуды, изделия из майолики и гипсовый резной декор старинных домов и мечетей, в растительную вязь которого ненавязчиво вплетаются религиозные символы давних верований. Проходя мимо искусно выложенных печей и вспоминая аромат из хлебной лавки на базаре Самарканда, невольно представляешь себе, какими вкусными могли быть выпекаемые в них лепёшки. Словно погружаясь в подземное царство, где души почивших правителей и их приближённых вереницами проходят перед глазами, вы заходите в зал с удивительными средневековыми фресками доарабского периода Согдианы. Они повествуют о тесной дипломатической и торговой взаимосвязи восточных культур, объединённых Великим шёлковым путём, и приоткрывают завесу тайны придворной жизни и досуга самаркандского правителя ишхида Вархумана. Вы наверняка не пройдёте мимо странного вида черепов, зловеще поглядывающих на посетителей своими пустыми глазницами и миниатюрных гробиков, с пафосным латинским названием «оссуарий». Незамысловато украшенные глиняные коробочки, которые, на первый взгляд, по своим размерам могут сгодиться лишь в качестве погребального ложа для новорождённого ребёнка или раки с берцовой костью какого-нибудь святого, на самом деле содержат в себе прошедшие через специфический обряд останки. Если во многих верованиях и религиях тело «дорогого покойника» всеми силами старались сберечь на тот случай, если оно ему вновь пригодится, то в зороастризме, которого придерживались жители Согдианы, труп считался чем-то нечистым, а посему не должен был осквернять божественные творения – огонь и землю. Своих мертвецов афрасиабцы отдавали на милость птицам, собакам и другим любителям поживиться мертвечиной, оставляя покойников на пустынных возвышениях, получивших название дахма. После того, как от тела оставались лишь немногочисленные обглоданные кости, а душа возносилась по солнечным лучам на небо, в дело шли оссуарии. Гораздо более загадочно выглядят пару черепов, которые кто-то по незнанию может с радостью принять за доказательство посещения Земли яйцеголовыми гуманоидами. Спешу разочаровать поклонников теории внеземных цивилизаций и сообщить им о том, что намеренная деформация черепа была вполне распространённым в давние времена явлением. Если бы фотография была изобретена пару тысяч лет назад, то в семейных фотоальбомах вельмож и царственных особ мы нашли снимки малышей, на чьих головах возвышается конструкция из туго привязанных деревянных дощечек. Сплющивая ещё мягкие и податливые костные ткани черепа, такая «корона» создавала вожделенный эффект удлинённой формы головы, сохранявшийся и после того, как этот пыточный головной убор снимался спустя нужное время. Обладатель «внеземного» черепа из музея Афрасиаба умер в возрасте 18 лет, судя по всему, так и не успев должным образом покрасоваться своей стремящейся в космос вытянутой макушкой.

Разорённый в XIII веке войском Чингизхана Афрасиаб так и остался лежать в руинах. Оставшиеся в живых жители не торопились возвращаться на пепелище, ютясь в окраинных районах, именуемых рабад и превратив их со временем в город-сад Самарканд, ещё более роскошный, чем старый центр, шахристан. По счастью, уничтожающая всё живое лавина монгольской орды мало интересовалась природными богатствами завоёванных земель, оставляя нетронутыми немых свидетелей её бесчинств – вековые чинары. В давние времена, когда богатыри были заняты куда более полезными делами, чем участие в соревнованиях по пауэрлифтингу, один из них решил попытать удачу и похитить у злобных дэвов из горного района Мазандаран-шайтан огромный чудодейственный камень. Взвалив на плечи похожий на жёрнов булыжник, он отправился с ним в старинный кишлак Ургут (Urgut), находящийся недалеко от Самарканда. Несмотря на чинимые разъярёнными духами препятствия, удалец всё же приволок свою ношу на место дислокации и уснул крепким богатырским сном… на  неделю. Пока он почивал от трудов праведных, его посетили невиданной красоты птицы, принеся в клювах ростки чинары, а из-под камня пробился источник с чудесной родниковой водой. Посадив юные деревца богатырь основал сад «Чор-Чинор», что по-нашему означает «Четыре платана». Однако, существует версия о том, что в IX веке арабский полководец Ходжа Абу Талиб, взявший на себя миссию покорения и исламизации Самарканда и прилегающих земель, решил высадить платановую рощу вокруг известного с давних времён источника, превратив зороастрийское святилище в уединённое место для исполнения важнейших мусульманских обрядов – ритуального омовения и молитвы. Прогуливаясь по затенённым аллеям тысячелетнего парка, понимаешь, что именно так должен выглядеть настоящий храм, наполняющий посетителей чувством покоя, умиротворённости и блаженства. Никакая красота соборов, мечетей, ступ со всем их золотом и богатым декором не сравнится с нерукотворными колоннами могучих стволов, сводами переплетённых крон и витражными окнами светящихся на солнце листьев, переливающихся изумрудом в весенне-летнюю пору или янтарём осенью. Повсюду звучит чудесная музыка, где журчание разбегающихся из маленького пруда ручейков служит аккомпанементом переливам, выводимым неугомонными певчими птичками. Словно боясь испортить гармонию природного святилища, самаркандский зодчий Абдукадыр создал в начале прошлого века небольшое кирпичное однокупольное здание медресе, ставшее в наши дни мечетью. Лишённый богатого и изысканного декора, которым славятся переливающиеся павлиньими цветами мечети и мавзолеи Самарканда, храм «Чор-Чинора» очень органично вписался в натуральную палитру парка, одинаково хорошо смотрясь туманным утром, лучезарным днём и окрашенным охрой заходящего солнца вечером. Трёхчастный фасад украшают классические стрельчатые арки, под сводами которых размещены пространные окна и ведущие в мечеть порталы. Необработанная кирпичная кладка внутренних помещений создаёт ощущение глубокой старины, столь уместной в саду, чьи самые почтенные обитатели отметили свой 1100-й день рождения, а наиболее юные живут уже как минимум четыре-шесть столетий. Есть в «Чор-Чинор» свой патриарх – чинара, которая долгое время служила местом уединения и, говорят, обучения исламских аскетов-мистиков. Приходившие в рощу дервиши пробирались в тишину и прохладу пещеры с нависающими деревянными сводами и земляным полом. В образованном в нижней части ствола пустом пространстве вполне может разместиться десяток человек, достаточно отварить небольшую резную дверь и спуститься по ступенькам в сумрачные недра тысячелетнего великана.

На высокой насыпи – сосны,

А меж ними вишни сквозят, и дворец

В глубине цветущих деревьев…

Мацуо Басё

Только непревзойдённые эстеты японцы могли превратить цитадели, предназначенные исключительно для обороны, в очаровательные изящные дворцы с романтическими названиями: «Замок белой цапли», «Замок воронов», «Замок в тумане» или «Замок карпов». Дошедшие до наших дней старинные крепости, с разбитыми вокруг них парками, неизменно лидируют в списках лучших мест для любования цветением сакуры. Отправимся и мы в «Замок Сосновой бухты» (Matsue-jō) и его окрестности, чтобы насладиться не только пенистым цветением японской вишни, но и прогулками по улочкам и паркам старинного самурайского городка Мацуэ.

Похоже, что каждый второй японец считает своим долгом дать название тому или иному замку, считая свое наблюдение более метким. Так, Мацуэ-дзё, что в переводе с японского означает «Замок Сосновой бухты», получил несколько прозвищ. «Замком ржанки» его назвали за характерные линии скатов крыш, напоминающих распростертые крылья маленькой водяной птички. Мрачное название «Чёрный замок» он получил из-за цвета стен главной башни (тэнсю), обшитой темным, словно просмолённым деревом. Мы можем добавить еще одно название – «Замок морского чудища», ведь декор в виде огромного чешуйчатого рыбьего хвоста, расположенный на крыше центральной башни, чуть ли не единственное украшение весьма строгого, по-японским меркам, замка. В японском бестиарии есть неведома зверушка по имени Сятихоко, которую природа наградила головой тигра и телом рыбы, покрытым, в добавок ко всему, ядовитыми шипами. Рыбью часть Сятихоко японские архитекторы водружали на крышах замков, полагая, что таким образом деревянное строение будет надежно защищено от пожаров. Причём позолоченный рыбий хвостик имеет бóльшую противопожарную силу, чем просто деревянный или каменный.

Замок Мацуэ-дзё приютился в излучине реки, создавшей естественный ров вокруг крепостных стен, тем самым надежно оберегая его от неприятеля. Так цитадель, построенная первым главой княжества Мацуэ, Хорио Ёсихару в начале XVII века, вошла в коллекцию японских равнинных замков на воде. «Чёрному замку» посчастливилось уцелеть в ходе исторических перипетий, происходивших в Стране восходящего солнца. Несмотря на то, что замок строился исключительно как военный опорный пункт, он остался нетронутым врагами по одной простой причине: к моменту завершения его постройки кровопролитные феодальные войны окончились. Однако, замок попал в «зону риска» в конце XIX века, когда правители Японии проводили политику демилитаризации и уничтожения свидетельств позорного, по их мнению, феодального прошлого. Многие старинные замки были безжалостно уничтожены. Неравнодушные к своей истории жители Мацуэ встали на защиту «Замка ржанки» и смогли отстоять его сердце – главную башню, сохранившуюся до наших дней в первозданном виде и лишь слегка реконструированную в середине прошлого столетия. Кто знает, возможно боги оказались благосклонны к замку благодаря проведённому ритуалу хитобасира. В давние времена японцы верили, что если заживо замуровать в одну из несущих опор молодую женщину, предпочтительно с новорожденным младенцем, то строению не грозит ни землетрясение, ни пожар, ни вражеские набеги. Был только один нюанс: она должна была стать «живым столбом» добровольно, из религиозных или верноподданнических соображений, так что нарисованная вами картинка, с вырывающейся из рук кровожадных синтоистских жрецов и молящей о пощаде девушкой, отличается от действительности.

Пятиуровневая, но при этом шестиэтажная, деревянная башня замка возвышается на постаменте (исигаки), выложенном из мастерски подогнанных, лишь слегка обработанных камней, привезенных из разных провинций. На каменной кладке можно заметить особые метки с указанием «истории» камней – откуда они были привезены, для какого замка, как обработаны и так далее. Старинные скрипучие лестницы, сделанные из стойкой к коррозии павловнии, соединяют пять уровней башни, четыре из которых представляют собой весьма аскетичные темные помещения. Их планировка состоит из массивных сосновых колонн, укрепленных металлическими обручами и скобами, и специальных деревянных и каменных «полок», на которых располагались защитники замка. Свет проникает лишь через небольшие окона-бойницы, прикрытые, словно веками, горизонтально расположенными деревянными ставнями; и сквозь обшитые деревом отверстия в стене, через которые на головы осаждавших замок скидывались камни. И только пятый уровень может похвастаться великолепным панорамным видом на теряющиеся в дымке горы, сверкающие бликами воды реки Охаси и озера Синдзико, раскинувшийся вокруг замка город и, конечно, на замковый парк, с пушистыми соснами и цветущими весной вишней, сливой, абрикосами, камелиями и азалиями. Не стоит удивляться, что нежная сакура соседствует с суровыми крепостными стенами, а её изображение часто встречается на доспехах японских самураев. Именно этот цветок, чьи лепестки облетают неувядшими, символизирует мужество бесстрашного воина, готового погибнуть в расцвете сил.

Несмотря на то, что в подвалах замка можно было хранить продукты, воду добывать из вырытого здесь же колодца, а к спанью прямо на жестком полу японцы привыкли с детства, Мацуэ-дзё не предназначался для постоянного расквартирования в нём армии. Входившие в гарнизон самураи и простые солдаты жили в окружавших замок городских кварталах. Стоит отметить, что не только замок строился с учётом оборонительных функций, но и прилегающий к нему город Мацуэ изначально задумывался как вспомогательное поселение, рассчитанное задержать неприятеля на подступах к цитадели. Город вдоль и поперек пересечен излучинами реки или рукотворными каналами, наполненными речной водой. Городские кварталы соединены неширокими мостами, по которым ни одна вражеская армия не прошла бы без значительных потерь. В одном из таких кварталов японской Венеции, к северу от замка, на улице Сиоми Наватэ, в окружении скрюченных временем столетних сосен, расположились старинные резиденции самураев среднего класса. Пройдя через старинные деревянные ворота, украшенные бумажными фонариками, вы словно совершаете путешествие во времени. Кажется, что из одноэтажного деревянного домика вот-вот выйдет облаченный в доспехи воин и в очередной раз отправится в «Чёрный замок» по тропинке, выложенной глубоко втоптанными за столетия валунами. Несмотря на довольно приличное жалование в 1000 коку риса (в те времена одним коку можно было прокормить одного человека на протяжение года), самураи клана Мацуэ вели весьма аскетичный образ жизни. Их жилище содержало лишь самые необходимые для жизни предметы, напоминая своей обстановкой скорее казарму, чем жилое помещение. Объяснение этому можно найти не столько в профессиональной деятельности жителей букэ яшики («самурайских резиденций»), сколько в менталитете японцев. Богато оформленная гостиная, использовавшаяся в редких случаях, демонстрировала щедрость и гостеприимство хозяина, в то время как спартанская обстановка хозяйских комнат свидетельствовала о его скромности. Любители японского минимализма могу ознакомиться с аутентичными предметами самурайского быта в одной из усадеб (Buke Yashiki), построенной почти три столетия назад.

На чём самураи уж точно не экономили, так это на чайных церемониях, именуемых садо. Не зря процедура, которая для нас состоит в том, чтобы вскипятить воду в чайнике и налить её в чашку с пакетиком чая, в Японии именуется «церемонией». Более удачного слова для этого неторопливого и глубоко символичного для японцев действа и не подберешь. Мало кто знает, что Мацуэ гордо носит имя одной из трех чайных столиц Японии и всё потому, что около двухсот лет назад в этом городе жил и творил основатель одного из стилей чайной церемонии лорд Харусато Мацудаира, более известный как лорд Фумаи-ко. Седьмой лорд клана Мацудаира был реформатором и, как говорится, крепким хозяйственником. Одной из сфер его интересов было поддержание японской чайной традиции, познакомиться с которой можно, посетив Мэймэй-ан, старинный дом отдыха, с его непременным атрибутом – комнатой для чаепития. «Яркий отдых» – так назвал этот павильон сам Фумаи-ко, как и большинство японцев знавший толк в прекрасном. Одноэтажный небольшой домик с соломенной крышей уютно расположился в глубине классического японского сада, один взгляд на который заставляет вас забыть обо всём и начать излагать свои впечатления от увиденного не иначе как в стиле поэзии хокку. Все элементы этого сказочного сада расположены не просто так, как Бог на душу положит. Например, круглый камень возле лестницы у главного входа отмечает точку, откуда Мацуэ-дзё предстаёт в том виде, каким его наблюдали четыреста лет назад, в эпоху Эдо, то есть без портящих вид современных благ цивилизации – антенн, проводов, высоток… Сам же домик выглядит весьма непритязательно: он явно выдержан в стиле, сформировавшемся по принципу «ваби-саби», то есть скромности и неподдельности. Видимо «ярким отдыхом» лорд Фумаи-ко называл переполнявшие его чувства наслаждения от медитативного чаепития и созерцания красот сада. Вы спросите, так в чём же особенности стиля чаепития «фумаи-рю»? Как оказалось, лорд Харусато пил зеленый чай матча так же, как и простые жители Мацуэ, но с небольшой поправкой на своё самурайское аристократическое происхождение: во время предшествующего чаепитию поклона он клал перед собой руки не с открытыми ладонями, а сжатыми в кулаки так, что костяшки пальцев прикасались к полу. Выросший в Эдо (будущем Токио) лорд Фумаи не разделял философию «роскоши и изнуряющей красоты» практикуемых в столице чайных церемоний, считая, что они должны служить скорее помощниками в управлении страной. Правитель Мацуэ буквально «подсадил» своих подданных на употребление зеленого чая матча, чьи сушеные листья измельчаются в порошок и кладутся не в чайник, а прямо в чашку. Добавив горячую воду и не дожидаясь растворения порошка, чай быстро взбивается специальным венчиком. Непосредственно перед тем как пригубить довольно горький чай, гостям следует отведать традиционные сладости – вагаси, вкус которых идеально сочетается с этим напитком. Любимые сладости Фумаи-ко – «Молодая трава» или «Горы и реки» – до сих пор подаются на Большой чайной церемонии, ежегодно проводимой в «Замке ржанки» в октябре. В чайную столицу съезжаются мастера со всей страны, чтобы продемонстрировать свои достижения в искусстве создания и подачи «чайной композиции».

Возможно, после посещения старинного самурайского города и у вас обострится чувство гармонии, скромности, естественности и уточенной японской эстетики.

 

(Статья написана для журнала “Стиль жизни Absolute” “56, лето 2019. Стр. 44-47)

 

 

В одном из заповедных уголков Бали притаилось окутанное туманом озеро Батур. Время от времени его гладь разрезают остроносые лодки, везущие мрачный груз. Так, по водам глубокого озера жители деревни Теруньян отправляются в последний путь, на место своего необычного погребения. Самобытность местного кладбища, вход на которое украшает табличка «Добро пожаловать» и настоящий человеческий череп, привлекает немногочисленных путешественников, ищущих острых ощущений.

Говорят, если хотите познакомиться с коренными жителями Бали, а не пришельцами с других островов, нужно отправиться в одну из деревень народа бали-ага. Его обычаи и жизненный уклад не подверглись влиянию индуизма, привнесенного переселенцами с соседнего острова Ява. У голландских колонизаторов тоже руки не дошли до окультуривания диких и осторожничающих жителей отдаленных уголков Бали. Одна из таких самобытных деревень народа бали-ага – Теруньян, раскинувшаяся на берегах озера Батур, насчитывает тысячелетнюю историю. Название этого поселения происходит от двух слов: «тару» (дерево) и «меньян» (хороший запах). Говорят, поселение возникло вокруг источающего чарующее благоухание тысячелетнего дерева – баньян. Его раскидистая крона настолько массивна, что ее хватило бы на несколько деревьев. Воздушные корни ароматного дерева, свисающие с его могучих ветвей, вросли в землю, создав иллюзию колоннады древнего храма. У подножия старинного дерева расположилась мрачная и, в то же время, умиротворяющая «Деревня мертвых».
Предки народа бали-ага с незапамятных времен слыли анимистами, то есть верили в то, что абсолютно всё в окружающем мире имеет душу или является вместилищем духов. Эти невидимые, но вездесущие сожители строго регулируют жизнь балийцев, от рождения и до самой смерти. Чтобы не гневить духа близлежащего вулкана, народ бали-ага не решается зажигать огонь для кремации своих покойников, как это делают по всему острову. Вместо этого они укладывают ушедших в мир иной близких в бамбуковые шалаши под ароматным деревом. Этой чести удостаиваются жители деревни, вступившие в своё время в брак и умершие естественной смертью, завершив тем самым свой жизненный цикл. Те же, кто не успел вкусить все прелести брака или умер от болезни или увечий, хоронятся без изысков в обычных могилах.
По легенде, один из балийских королей уловил чудесный запах, которым веяло с Востока. Видимо, у короля не было недостатка в наследниках, поскольку он решил отправить аж четверых своих детей на поиски источника аромата, дабы удовлетворить свое любопытство. По дороге трое из молодых людей решили прекратить поиски. Первой сдалась принцесса. Как истинная леди благородных кровей она заявила, что просто устала и не может продолжать путь. У второго принца взыграли эстетические чувства – он не смог оторваться от пения птиц и предпочел чудесные звуки необычному аромату. Третий принц встретил свою вторую половинку. Все трое основали поселения на месте, где прервался их путь. Так или иначе, до чудо-дерева дошел только один принц. На месте, где раскинулось ароматное дерево, его ждал приятный бонус – красивая юная девушка из местной деревни, чьё имя звучало как Тару Меньян, то есть «ароматное дерево». Она-то и стала избранницей королевского сына к неизбывной радости местных жителей. Дабы отвадить от благоухающего дерева других любопытствующих, принц не придумал ничего лучшего, как «складировать» под ним умерших жителей деревни.
Другая легенда гласит о том, что король с острова Ява почувствовал благоухание, долетавшее с соседнего острова Бали. Он проявил больше отеческих чувств, чем его «коллега» и отправил в опасное путешествие не своих детей, а слугу. Когда тот добрался до дерева, невообразимый по сладости аромат сильно его впечатлил. Слуга решил не только  не возвращаться к своему правителю, но и скрыть ото всех чудесное дерево. Ну а как еще можно замаскировать приятный запах? – нужно перебить его чем-то отталкивающим. Так слуга раздобыл где-то мертвое тело и положил его под дерево.

Какая из легенд близка к правде – сказать трудно, но многолетняя традиция оставлять покойников под деревом блюдется до наших дней.В обряде захоронения участвуют только мужчины. Если женщина ступит на землю под священным деревом во время погребальной церемонии, это может вызвать множество катаклизмов – наводнение, землетрясение, извержение вулкана, бесконтрольный наплыв туристов… Умершего обмывают дождевой водой, заворачивают в ткань и собирают для его дальнейшего комфортного существования привычные предметы быта. Далее его кладут на землю, накрывая сверху подобием шалаша из бамбуковых веток, защищая тем самым от беспардонного вмешательства обезьян, птиц и других «расхитителей гробниц». Всего в «Деревне мертвых» одиннадцать шалашей. Вокруг них разгораются нешуточные страсти. Если на момент смерти одного из жителей деревни не найдется шалаша с превратившимся в скелет останками, ему придется ждать своей очереди на захоронение. Ну а если повезло и в одном из шалашей остались только кости – их извлекут. Часть из них сложат рядом с шалашом, а череп и несколько крупных костей водрузят на каменные ступени кладбищенского алтаря. Многие черепа стали настоящим антиквариатом, ведь они насчитывают не одну сотню лет. Покрытые зеленым мхом они выглядят не столько устрашающе, сколько спокойно и миролюбиво.
Хотя кладбище представляет собой весьма специфическое зрелище, ведь шалаши открыты и каждый может взглянуть на покойника, находящегося в той или иной стадии разложения, трупного запаха на самом деле практически не чувствуется. Изредка его можно уловить, и тогда местные жители говорят, что он исходит от тела грешника.
Если вид «Деревни мертвых» произвел на вас сильное впечатление и вам нужно сменить обстановку, отправьтесь на горячие источники озера Батур. Наслаждение от завораживающего вида вулкана, возвышающегося над водной гладью озера, прогонит мрачные мысли о бренности бытия и вернет в доброе и умиротворенное расположение духа.

(Статья написана для журнала “Стиль жизни Absolute” № 38, весна 2014. Стр. 26-27)

 

 

Говорят, в этой жизни нужно попробовать все. Не смотря на сомнительность этого утверждения, доля истины в нем есть. Могу от себя добавить, что нужно хотя бы раз в жизни проснуться в настоящих диких джунглях на берегу красивейшей реки, мерно текущей вдоль берегов, покрытых буйной тропической растительностью. Выйдя на рассвете из маленького деревянного бунгало, вдохнув в себя свежийвоздух и ощутив легкую прохладу, веющую из темной чащи непроходимых джунглей, вы чувствуете, что вся телесная и душевная сущность так и требует до бесконечности продлевать это наслаждение от ощущения покоя и умиротворения. Многократно усиливает удовольствие великолепная природа, окружающая путников, решивших заглянуть в заповедный край. Раскидистые мангровые леса уходят стволами и воздушными корнями в воды реки. Глядя на их отражение, трудно уловить,где же настоящие деревья, а где их двойники, видимые на поверхности водной глади. На склонах реки можно увидеть плюмерию, чьи белоснежные цветы частенько украшают прически тайских девушек. В изумрудной зелени гибискуса ярким пламенем вспыхивают алые цветы, распустившиеся с первыми лучами солнца. Сплошь увитые лианами сандаловые деревья источают еле уловимый аромат, который подхватывает и тянет за собой утренняя дымка. Меняющая цвета и оттенки, от оливкового до жемчужно-серого, река Квай (The Khwae Yai River) завораживает. Невозможно оторвать взгляд от ее течения, несущего от истока к Тайскому заливу опавшие листья и цветы. 

Свое современное «западное» название река получила благодаря оскароносному фильму «Мост через реку Квай», снятому по одноименному роману Пьера Буля. На самом деле река называется Кхвэяй, что означает «большой приток». Природа не поскупилась, создавая еще одно райское местечко на нашей голубой планете. Провинция Канчанабури, где протекает река, изобилует водопадами, термальными источниками, пещерами и реликтовыми лесами. В этих благословенных краях находятся семь национальных парков, ревностно охраняемых властями Таиланда как национальное сокровище. Особой популярностью пользуются парки Сай Йок (Sai Yok National Park) и Эрван (Erwan). Из первого берут начало многочисленные экскурсии по реке Квай. А заповедник Эрван привлекает к себе знаменитым одноименным водопадом. Эрваном в индуистской мифологии зовут трехглавого слона, на котором восседает бог Индра. Тайцы склонны видеть во всем очертания или малейший намек на своего популярного «священного» животного. Так и семикаскадный водопад напоминает им трехглавого слона. Пройдя по деревянным мостам, проложенным над водным потоком, или по живописным тропинкам, можно выйти к настоящему природному чуду. Водопад словно создан для отдохновения усталых путников, приглашая окунуться в прохладную воду, наполняющую естественные бассейны.

Для желающих поправить здоровье природа создала горячие радоновые источники. Их «первооткрывателями» были японцы, строившие усилиями военнопленных железную дорогу в начале сороковых годов XX века. Как это ни парадоксально звучит, но так называемая «Дорога смерти» (во время строительства погибли десятки тысяч военнопленных американцев, австралийцев, британцев, голландцев, а также рабочих из оккупированных японцами стран Юго-Восточной Азии) открыла миру «источники жизни» – Хин Дат (Hin Dat Hot Spring). Находящиеся под открытым небом многочисленные бассейны, созданные природой в скальных породах, наполнены водой с разной температурой – от 30 до 60 градусов. Богатый состав целебных вод делает пребывание в бассейнах столь благотворным для организма. Шум текущей рядом реки, звонкие переливы экзотических птиц, потрясающие виды девственных лесов еще больше усиливают удовольствие и пользу от водных процедур.Человек тоже приложил руку к благоустройству источников. Наряду с естественными бассейнами, на реке была создана запруда с прохладной проточной водой. Чередование горячей и холодной воды дает заряд бодрости и благотворно влияет на самочувствие.

Для любителей экзотических видов массажа предприимчивые тайцы разводят специальных рыбок. Эти мелкие хищники буквально набрасываются на погруженное в термальный источник тело страждущего туриста и очищают его от ороговевших частичек кожи. Легкие, слегка щекочущие покалывания рыбок совсем безболезненны и даже приятны. Благодаря такому ихтиомассажу, река Квай зачла в свой и без того богатый актив еще один плюс.

Можно много писать о красотах природы окрестностей реки Квай и богатстве ее целебных свойств, но лучше хотя бы один раз поехать туда и убедиться в сказанном.