Занзибар. Чёрная земля.

Помню, как однажды с удивлением обнаружила, что гвоздика – это не только любимый цветок коммунистов и испанских цыганок, но и душистая пряность с глубоким неповторимым ароматом. Пара её сухих бутончиков способна превратить простую чашку кофе в изысканный пикантный напиток. Цену этой пряности знали с давних времён, поэтому неудивительно, что плантации гвоздичных деревьев в своё время буквально озолотили правителей африканского архипелага Занзибар (Zanzibar Archipelago). Следы былой роскоши видны и по сей день в старинных султанских дворцах и частных резиденциях.

Более двух тысяч лет назад покорители Индийского океана «оседлали» муссоны. Они с ветерком шныряли между восточным побережьем Африки, Индией и Ближним Востоком. Поскольку морские прогулки в те времена были ещё не в моде, то каждое такое путешествие носило весьма меркантильный характер. Так остров Унгуджа, переименованый впоследствии в Занзибар, на много веков стал эпицентром бойкой межконтинентальной торговли. Смешение африканской, арабской и индийской культур с лёгким вкраплением португальских мотивов создало самобытный образ Стоун-Тауна (Stone Town) – старой части столицы Занзибара. Его улочки начали вырисовываться ещё в первом тысячелетии, когда глиняные хибарки рыбацкого посёлка Шангани стали хаотично вырастать на треугольном мысе западного побережья острова. С тех пор рисунок города не поменялся, хотя на месте лачуг появились двух-трехэтажные дома из известняково-коралловых блоков, благодаря которым столица получила новое название – «Каменный город». Следуя арабской традиции, пришедшей на Занзибар вместе с ближневосточными купцами и оманскими правителями, фасады домов лишены какого-либо декора и представляют собой гладкие, выкрашенные в белый или жёлтый цвета стены с небольшими окнами и верандами. Такой облик символизировал скромность владельца, которому не пристало публично кичиться своим богатством, выставляя его напоказ. Единственным допустимым намёком на достаток и статус домовладельца были двери, украшенные удивительной по изяществу и тонкости деревянной резьбой. Каждая дверь служила своеобразной «визитной карточкой», дающей представление о происхождении и сфере деятельности  проживающей за ней семьи. В покосившихся и потрескавшихся от времени вековых дверях, выполненных из бирманского тика, чёрного, красного, джекфрутового или мангового дерева всё ещё угадываются специфические мотивы, присущие определённому стилю и времени создания. Изучая разнообразие деревянных кружев сотен сохранившихся порталов Стоун-Тауна, поневоле начинаешь улавливать повторяющиеся мотивы и тенденции.

Двери гуджарати не спутать ни с чем. Их прямоугольные створки, увенчанные полукруглой аркой с искусно вырезанными зарослями покрытых цветами кустов, усыпаны стилизованными медными или латунными шипами, превратившимися из средства защиты в изящное украшение. Идея покрыть шипами вход в жилище пришла индийским специалистам, ответственным за обороноспособность дворцов. Поговаривают, что используемые в качестве таранов боевые слоны были неприятно удивлены новинке. Индийские купцы, переехавшие на Занзибар, решили установить в своих резиденциях именно такие «колючие» двери. Чуть более скромно выглядит вход в хозяйственные и торговые постройки, расположившиеся вблизи от порта. Хотя двери лишены шипов и куполообразной арки, мастерская резьба всё же украшает раму и центральный столб, отделяющий две створки. Глядя на двери суахили, кажется, что их создатели зачерпнули из океана воду изумительного бирюзового цвета и покрасили ею двери. Простой декор, зачастую представляющий собой лишь покрытый деревянной решёткой створ, компенсируется солидным возрастом, достигающим четыре сотни лет. Не менее изысканно, чем индийские, смотрятся арабские двери Занзибара. Их можно узнать по обильно покрывающей обрамление входа в дом традиционной вязи, в которую вплетены цитаты из Корана и скрытые символы. «Омывающие» дверные проёмы волны и «растущие» финиковые пальмы напоминают обитателям резиденции о покинутом родном крае. Вырезанная из ценных пород дерева виноградная лоза оплетала двери домов плантаторов, разбогатевших на производстве и продаже специй. Даже деревянные цветы и те не располагались над входом просто так, ради красоты. Будучи последователями культа семьи, арабские жители Занзибара строили просторные дома, в которых могли обитать под одной крышей родители и повзрослевшие дети, сами успевшие обзавестись домочадцами. Количество цветов показывало, сколько семей живёт в доме. В ажурный рисунок некоторых дверей были вплетены цепи. По старым поверьям они отгоняли злых духов, и в то же время намекали на то, что хозяин дома преуспел в работорговле.

В своё время арабы прозвали остров Унгуджа Зиндж-эль-Барром, что приблизительно можно перевести как «чёрная земля». С учётом того, что Занзибар не может похвастаться чернозёмом, а скорее славится своими пляжами с белоснежным песком, это название скорее можно соотнести с находившимся там большим количеством темнокожих. Коран, запрещающий обращать в рабство единоверцев, не ограничивал арабских предпринимателей совершать рейды в африканские земли и продавать «живой товар» на Занзибаре, ставшем крупнейшим невольничим рынком региона. Часть рабов оставались на острове «поднимать сельское хозяйство» на гвоздичных плантациях, остальные были отправлены в Оман или на земли, курируемые Ост-Индской компанией. Повсеместная отмена рабства европейскими метрополиями в начале XIX века ещё долгое время не касалась султаната Занзибар, управляемого оманскими правителями, не желающими терять столь ценный источник доходов. Даже после «настоятельных рекомендаций» Британии свернуть работорговлю, она продолжала успешно вестись подпольно на «Чёрной земле». Мрачные свидетельства тех давних дней встречаются на острове до сих пор.

Пляж Мангапвани… Оказавшись там, невольно стараешься как можно скорее сбросить обувь, чтобы при каждом следующем шаге погружать ступни в мелкий обволакивающий белый, словно мука, песок. Лёгкий шелест моря лишь иногда нарушается всплеском лазурной волны, сталкивающейся с рассыпанными по пляжу валунами и пористыми коралловыми глыбами. Окаймляющая берег и кажущаяся неприступной зелёная стена тропических зарослей, из которых выглядывают рослые пальмы, надёжно охраняет безмятежность райского уголка. Но не таким виделся пейзаж Мангапвани (Mangapwani beach) невольникам, заточённым в прибрежных пещерах. После официального запрета работорговли и закрытия рынка в Стоун-Тауне в 1873 году, ушедший в подполье позорный «бизнес» активно пользовался природными благами острова: скрытыми в непроходимых чащах пещерами и удобными бухтами для погрузки «товара». С каждой ступенькой, ведущей в чёрную бездну подземных пещер Мангапвани, гнетущее чувство многократно усиливается. Сотворённый природой грот, в центре которого замерла гладь кристально чистого озера, имеет рукотворного соседа, созданного невольниками для их же собственного заточения. Две прямоугольные ямы, в которые ведёт каменная лестница, были битком набиты закованными в кандалы людьми, по несколько дней не имевшими возможности сделать хотя бы один шаг со своего места. В другом узилище, ради экономии места небольшое пространство было разделено помостом на два уровня ниже человеческого роста. Каждый из них до отказа заполнялся рабами, ждавшими отправки в Оман или Индию. Воздух и свет проникал сюда через небольшие отдушины; накопившиеся за день нечистоты вымывались приливными волнами, проникавшими в «пещеру» сквозь специально сделанные отверстия. Желающие пощекотать нервы путешественники частенько наведываются в эти зловещие места вооружившись, как в давние времена, факелом и взяв в сопровождающие местного гида, рассказывающего леденящие душу истории из жизни невольников и их поработителей. Пожалуй, излишне чувствительным особам стоит воздержаться от подобной экскурсии и отправиться, вместо неё, в «спайс-тур» по плантациям, где они с удивлением узнают, как растут пряности, которые мы привыкли видеть в виде порошка или сухих стручков-горошин-палочек-листиков на прилавках наших магазинов и базаров. Или отправиться в черепашье царство, раскинувшееся на севере острова в Природном аквариуме Мнарани Нунгви (Mnarani Nungwi Natural Aquarium). Стоит лишь погрузиться в естественный бассейн живописной лагуны, как по телу начнут пробегать мурашки, но не от волнения, а от лёгкого прикосновения плавников морских черепах, наслаждающихся беспечной жизнью в заповеднике. Вот уж где точно хочется заговорить на языке суахили, воскликнув знаменитое “Акуна матата!”

Намиб. Стихия пустыни.

Если какому-нибудь фантасту нужна будет натура для создания образа глухой дыры на необитаемой планете, ему достаточно отправиться в “место, где ничего нет”. Впрочем, назвав таким именем пустыню Намиб (Namib Desert), местные жители слегка погорячились, ведь в её глубинах сокрыто столько удивительного и необычного.

Неумолимо надвигающийся с моря туман обволакивает бескрайние песчаные просторы. Он, как дымовая завеса, скрывает поле ожесточённого боя между холодным антарктическим течением и дышащей жаром пустыней. Плавно вздымающиеся дюны словно повторяют очертания океанских волн. С каждым мигом они отвоёвывают новую территорию у водной стихии. Свидетельством тому служит некогда гордо бороздивший Атлантику «Эдуард Болен», ныне «пришвартованный» в песках самой древней  и сухой пустыни на Земле. Совершая в 1909 году очередной переход вдоль западноафриканского побережья, мощное транспортно-пассажирское судно было до отказа загружено техникой, которую выписали из Европы представители алмазодобывающей компании. Коварный туман, замаскировавший опасное побережье Германской Юго-Западной Африки, как в те времена называлась Намибия, не дал капитану возможности избежать губительной ловушки – мели. Сегодня останки девяностопятиметрового «Эдуарда Болена» находятся почти в полукилометре от океана. Его зияющий дырами почерневший от времени каркас похож на скелет доисторического животного, который лишь благодаря своим гигантским размерам не был окончательно поглощён подвижными песками неумолимой пустыни Намиб. Впрочем, немецкое судно здесь не одиноко. Вдоль протянувшегося на сотни километров побережья разбросаны ржавеющие и гниющие остовы больших кораблей и маленьких рыболовецких лодок разного возраста и национальности. Есть здесь и «старожилы», окопавшиеся в песках много веков назад. Казалось бы, что может быть дороже алмазов, которыми природа щедро наградила суровые земли Намибии? Однако, в 2008 году, забыв про драгоценные камни, представители алмазодобывающей компании «Де Бирс», правительство и зарубежные специалисты с головой погрузились в авантюрное предприятие по извлечению португальского судна XVI века из прибрежных песков на севере от городка Ораньемунд (Oranjemund). Почти полтысячелетия назад Португалия могла похвастать большим торговым и военным флотом, чьи нау (трёх или четырёхмачтовые суда океанского класса) курсировали между Лиссабоном, Африкой  и Юго-Восточной Азией, перевозя на своих бортах ценнейшие по тем временам товары и несметные сокровища. Один из таких кораблей c многообещающим именем «Бом Жезус» (Добрый Иисус) стал очередной жертвой стихии у берегов Намибии. Разбушевавшиеся волны швырнули судно на острые камни, которым ничего не стоило вспороть деревянный корпус. Из разверзшегося чрева «Бом Жезуса» в воду посыпался бесценный груз. Благодаря особенностям прибрежной почвы, корабль и его сорокатонное содержимое сохранились в весьма пристойном состоянии. Восхищённым взглядам археологов предстали редкие португальские монеты крузадо, пушки, холодное и огнестрельное оружие, астрономические и навигационные устройства, личные вещи членов команды, коллекция из более чем 1800 медных слитков немецкой торговой компании Фуггер, более 2000 золотых и серебряных монет различных государств – торговых партнёров Португалии, 2 тонны слоновьих бивней, вывезенных из африканской саванны. Кто знает, сколько ещё сокровищ спрятано на «Берегу скелетов» (Skeleton Coast). Так окрестил растянувшуюся на 2000 километров омываемую океаном пустынную полосу Джон Генри Марш, издавший в 40-х годах прошлого века книгу об одном из печально известных кораблекрушений. Литературное название прижилось и стало официальным. Торчащие из песка рёбра погибших кораблей и погребённые под дюнами скелеты моряков, избежавших морской пучины, но нашедших свою смерть в безводной пустыне, вполне оправдывают наименование, данное этому гиблому и одновременно завораживающему своей суровостью месту.

Подобно древнему божеству африканского пантеона, повидавшая многое на своём веку пустыня Намиб безжалостна к слабым. Кто не смог приспособиться к её своенравному характеру – обречён на гибель. Печальная участь постигла некогда роскошные ветвистые акации, росшие у небольших озёр, образовывавшихся дождевыми водами реки Тсаучаб (Tsauchab river). Намиб безмолвно взирала на оазис, пока своенравные пески не начали своё наступление на речное русло. Красные дюны, приобретшие свой воинственных пылающий цвет благодаря примеси окисляющегося железа, окружили беззащитную долину стеной, превратив её из зелёного островка жизни в «Мёртвое болото» – Дедфлей (Deadvlei). Из потрескавшейся на солнце глиняной земли уродливыми мумиями торчат останки деревьев. Их скрюченным безжизненным стволам с парой ветвей вот уже шесть-семь сотен лет не удаётся превратиться в прах. Словно заколдованные чёрной магией, они были высушены до последней капли воды. Этот фантастический пейзаж, в котором на фоне ярко-синего неба красуется самая высокая в мире четырёхсотметровая «Сумасшедшая дюна» и виднеются безжизненные деревья,  поражает своей необычной атмосферой.

На фоне кладбища акаций настоящим чудом выглядит вельвечия. Это растение-экстремал напоминает пробившийся из-под каменистой почвы и застывший под палящим солнцем зелёный с красным отливом фонтан. Плоские листья-ленты, достигающие в длину нескольких метров, причудливо извиваются, переплетаясь между собой. Скупая на воду пустыня всё же дарит вельвечии шанс на выживание, пропуская почти на сотню километров вглубь своих владений туман, несущий живительную влагу. Именно её это удивительное растение жадно поглощает своими обширными листьями, спасаясь от неминуемой смерти в пустыне Намиб. Судя по возрасту отдельных экземпляров, туман не просто питает вельвечию, но и дарует ей завидное долголетие. Первые два листа, которые выпускает укоренившееся от семени растение, продолжают удлиняться всю его жизнь. Анализ этих листьев показал любопытствующим ботаникам двухтысячелетний возраст одной из вельвечий, ставшей национальным символом и занявшей почётное место на гербе Республики Намибия.

Данакиль. Поле боя четырёх демонов.

В сумерках джунглей раздавались звонкие переливы наслаждающихся жизнью птиц. Сквозь их весёлый гомон пробивалось нежное журчание лесного ручья, дарящего путникам свои кристально чистые воды для омовения и утоления жажды. В звуки природы всё настойчивей вплетались бормотания чудаковатого вида старика, преклонившего колени перед затерянным в непроходимой глуши древним алтарём. Его скрюченная, высушенная годами фигура раскачивалась в такт вылетающим из его уст магическим заклинаниям. Наслаждаясь своей колдовской силой, старый шаман и представить себе не мог, что откликнувшиеся на призыв демоны четырёх стихий уже через несколько минут лишат его жизни и превратят плодородную, утопающую в зелени землю в мёртвую пустыню. Местная легенда гласит о том, что низменность Данакиль (Danakil Depression), раскинувшаяся на границе Эфиопии и Эритреи, стала местом, где могущественные демоны решили посоревноваться в силе, при этом прихлопнув как муху вызвавшего их колдуна и превратив всё вокруг в пекло с кислотными, источающими серные пары озёрами и клокочущими вулканами. Удивительно, но именно это гиблое место, находящееся на 125 метров ниже уровня мирового океана и поджаривающееся на солнце до +60°С стало так называемой «колыбелью человечества». Здесь, на дне высохшего океана более трёх миллионов лет назад расхаживали существа, бывшие, по мнению учёных, нашими прародителями. Об этом свидетельствуют останки гоминидов, найденные в Данакиле в середине 70-х годов прошлого века.

Молчаливыми свидетелями жизненных перипетий предков Homo были вулканы – ныне спящий Аялу, дремлющий Даллол и бурлящий Эрта Але. Каждый из них примечателен по-своему, но лидирующую позицию у любителей экстремальных селфи занимает «Дымящаяся гора», именно так, мягко говоря, не  оригинально местные жители прозвали Эрта Але. Последние шестьдесят лет медленно, но верно растущий вулкан ни на минуту не затихает, выбрасывая из двух кипящих озёр бурлящие брызги лавы. Взмывающие на десятки метров огненные фонтаны создают адское зарево, которое особенно эффектно смотрится в сумерках и предрассветные часы. Если в других уголках планеты действующие вулканы находятся под охраной государства или местных традиций, и заботливо огорожены защитными сооружениями, то эпицентр эфиопского вулкана открыт для любого желающего, отважившегося постоять на краю пропасти, на дне которой клокочет вязкая огненная жижа температурой 600°. Возможно, именно здесь обитает демон огня, так неосмотрительно приглашённый когда-то колдуном в Данакиль.

Казалось бы, какую опасность может нести с собой вода в пустыне? Но демон этой стихии проявил смекалку и практически уничтожил всё живое, засолив водоёмы так, что знаменитое Мёртвое море может показаться «Боржоми», по сравнению с солёными озёрами эфиопского района Афар (Qafar). В огромный кратер потухшего вулкана, расположенного в самом низком месте на Земле, затекают воды Индийского океана, пополняя собой бассейн подземного озера. Вместо того чтобы оказаться источником живительной влаги, оно превратило около семи метров почвы, отделяющей водоём от поверхности, в мёртвый солончак. Но отсутствие жизни не портит изумительного пейзажа бескрайней пустыни, покрытой солью, словно сверкающей на солнце ледяной коркой, припорошённой снежными хлопьями. Можно бесконечно любоваться замысловатыми узорами, созданными застывшими кристаллами и лужицами проступающей на поверхность воды. Лишь мерно шествующий караван гружённых соляными блоками верблюдов напоминает о том, что вокруг раскинулись африканские просторы. Но кажущееся безмолвие и покой пустыни обманчивы, ведь в любой момент подземное озеро может прийти в движение под напором непрерывной тектонической активности. В лучшем случае образуются небольшие провалы, заполненные зеленоватой вязкой солёной влагой, утонуть в которой точно не получится при всём желании. Именно в таких «прорубях» с подогретой магмой водой любят плескаться приехавшие за экзотикой туристы. Гораздо более страшный сценарий, наверняка придуманный безжалостным демоном, разворачивается тогда, когда воды озера поднимаются так высоко, что обрушившиеся на низину потоки смывают работающих на соляных копях людей и животных.

Не хуже других отличился в Данакиле демон стихии воздуха. Если вода и огонь могут убить достаточно быстро, то серные пары и сопровождающая их вонь изводят всё живое весьма долго и изощрённо. Подъезжая к дремлющему Даллолу, вы не увидите привычной картины гористой местности с возвышающимся пиком вулкана. Пологий купол коротышки Даллола расположился всего лишь на 60 метров выше окружающей его долины солончаков. Зато «аромат» будет ощущаться уже на расстоянии. Дремлющий вулкан время от времени буквально пускает газы, вырывающиеся через фумаролы – трещины и отверстия, образовавшиеся в ходе активности вулкана. Наряду с водяным паром, метаном, углекислым и сернистым газом булящая во чреве вулкана магма производит сероводород, с его характерным запахом тухлятины. Его-то и вдыхают отчаянные искатели приключений, приехавшие полюбоваться красотами Данакила.

Глядя на дело рук демона стихии земли, складывается впечатление, что он не был лишён своеобразного эстетического чувства и знал толк в основах колористики. Громоздящиеся соляные отложения причудливых форм сверкают белоснежными вершинами, плавно переходящими по мере приближения к основанию в лимонный, ржаво-оранжевый и тёмно-терракотовый цвета. В этой цветовой магии на самом деле нет ничего сверхъестественного; такой переход оттенков можно объяснить обилием и разнообразием ионов железа, окисляющихся при выходе на поверхность и разукрашивающих соляную толщу. Среди необычного рельефа, напоминающего декорации к фантастическому фильму, просматриваются небольшие кислотно-зелёные, бирюзовые и фиолетовые лужицы, испещрённые жёлтыми прожилками выступающих островков соли и минералов, создающих небольшие нерукотворные бассейны. На участках, где пустыня взяла своё и вода бесследно испарилась, обращают на себя внимание разбросанные по пыльной поверхности круглые соляные лепёшки, очень напоминающие пеньки аккуратно спиленных деревьев. Созерцая завораживающий пейзаж низменности Данакиль, поражаешься гению природы, которая способна превратить безжизненную пустыню в одно из самых колоритных мест на нашей планете.

Синайские горы. Секретные сады бедуинов.

«Oh! Let my people go…»

Американский спиричуэл, XIX в.

 

Да не обидятся на меня любители пирамид, сфинксов, мумий и другой махровой древнеегипетщины, но сил больше нет делать вид, что в этой стране не на что посмотреть, кроме как, на наследие фараонов и их подданных. На самом деле, достаточно лишь покинуть долину Нила, перемахнуть через Суэцкий канал и оказаться на пустынной, но испокон веков бурлящей событиями земле: Синайском полуострове (شبه جزيرة سيناء// Sinai Peninsula).

Кажущаяся бескрайней каменистая пустыня, раскинувшаяся между Африкой и Азией, славится тем, что надёжно хранит на своих просторах священное для трёх религий место. Даже те, кто поверхностно знаком с жизненными перипетиями библейских персонажей слышал о пророке Моисее, его сорокалетней авантюре по выводу евреев из Египта в Землю обетованную и тёплой, в прямом и переносном смысле, встрече не с кем-нибудь, а самим Творцом. Библия не говорит напрямую, где именно состоялась эта знаменательная беседа тет-а-тет, поэтому маменька византийского императора Константина Великого, обладавшая огромным авторитетом и влиянием, решила поставить точку в этом вопросе. Так, с подачи императрицы Елены в IV веке нашей эры на скалистом юге Синайского полуострова появилось новое место христианского паломничества и отшельничества: часовня Неопалимой купины у подножия горы Синай (она же гора Джебель-Муса у арабов и гора Хорив у иудеев). Справедливости ради скажем, что современные исследователи библейских текстов несогласны с венценосной особой и склоняются к тому, что скрижали завета были получены Моисеем на другой горе, находящейся по-соседству, на Аравийском полуострове. Но так ли это важно, где именно находится святыня, если каждый всё равно получает то, что ищет: паломники ощущают экстатический прилив духовных сил и радость отпущения грехов, а не принадлежащие ни к одной из трёх конфессий путешественники – эстетическое наслаждение от созерцания дикой природы с гармоничными вкраплениями многовековых творений рук человеческих?

С наступлением темноты, когда сорокоградусная жара сменяется почти морозной свежестью, скалистый пейзаж оживляется вереницей людей, медленно, но верно приближающихся к заветной цели. Для этого им нужно преодолеть нелёгкий горный путь, тянущийся несколько километров и завершающийся семью с половиной сотнями ступеней, то выдолбленных в острых камнях, то выложенных из шатких валунов. Наградой им будет удивительный по красоте восход солнца, который они наблюдают, укрывшись от пронизывающего ветра под стенами маленькой греко-православной часовни Святой Троицы. Поднимающееся на Востоке светило очерчивает нежным светом теряющиеся в дымке горные хребты. Глубокие чёрные тени прямо на глазах мельчают, съёживаются, словно испаряются с каменной поверхности под солнечными лучами. Вместе с приятным, ещё не обжигающим теплом, сменившим ночной холод пустыни, приходит чувство обновления, покоя, умиротворения и счастья от увиденного и прочувствованного. Хотя эффект окрыления от подъёма на гору Синай действует достаточно долго, всё же при спуске многие паломники пользуются услугами местных жителей. Взобравшись на горбатую спину одного из принадлежащих бедуинам “корабля пустыни”, путешественники отправляются в путь, прозванный Верблюжьей тропой.

Бедуины испокон веков кочевали от места к месту на обширной территории, простирающейся от их родины Аравии до африканской Сахары. Некоторые из них обрели свой дом на Синайском полуострове, но не у всех племён этого региона одинаковая история и корни. В далёком VI веке нашей эры император Юстиниан решил увековечить себя учреждением и строительством монастыря-крепости в одном из святейших мест христианского мира. Для охраны этого предприятия он снарядил на Синай две сотни римских солдат, которым было позволено взять с собой семьи. Половина из них была переброшена из центрального Египта и упоминалась в арабских источниках как Бни Салех («сыновья Салеха»). Другая же половина – Эль Лахмин («люди из Чёрного моря») – представляла собой сборную солянку балканских и причерноморских народов Малой Азии, преимущественно греков и валахов. Их потомки, веками смешивавшиеся с местными арабскими племенами и, в итоге, принявшие ислам, превратились в бедуинское племя джебелия («горные»), которое до наших дней плодотворно и взаимовыгодно сотрудничает с обитателями и гостями православного монастыря Св. Катерины. Даже многовековой кочевой образ жизни этих горных бедуинов, вынужденных искать новые пастбища для коз и овец, не смог заглушить привычку их предков облагораживать свою землю. Их многочисленные соплеменники разбивают шатры в оазисах, разбросанных по всему полуострову, в то время как джебелия создают островки жизни высоко в горах своими руками. Эта традиция имеет ещё более глубокие корни, чем может показаться на первый взгляд. Ранним христианам, бежавшим от преследования властей Римской империи в горы Синая, а впоследствии и обосновавшимся там монахам, не оставалось ничего другого, как путём непримиримого противоборства с суровыми условиями горной пустыни, кропотливого труда и многолетних наблюдений начать выращивать необходимые для жизни культуры. Их опыт успешно переняли посланные императором переселенцы и их потомки джебелия, ставшие хранителями садоводческого искусства. С наступлением знойных месяцев летнего сезона они перекочёвывают повыше в горы, на свои «дачные участки».

Стоит лишь свернуть с проторённой туристической тропы и отыскать русло высохшей реки, в чём вам непременно поможет местный проводник, как среди нагромождения серо-бурых камней ярким пятнышком вспыхнет удивительный сад. Он надёжно огорожен сложенной из небольших камней оградой, защищающей от непрошенных гостей из местной фауны и от наводнений, случающихся, когда горные снега тают под напором весеннего солнца. Подойдя ближе, вы с удивлением обнаружите разнообразие произрастающих здесь деревьев и кустарников. Если долинные оазисы могут похвастаться лишь пальмами, то горные кармы («сады») с их кипарисами, миндалём, гранатами, оливами, инжиром, абрикосами, айвой, шиповником, шелковицей и виноградом могут смело претендовать на звание «эдемских». Отдыхающих в тени деревьев путников окружает удивительный аромат душистых трав, которые бедуины использовали испокон веков в медицине и кулинарии. Наслаждение от созерцания садом дополняется, вполне в японском духе, чаепитием. От души сдобренный сахаром насыщенный напиток представляет собой смесь чёрного чая с травами хабак и мармарея, собрать которые можно только на Синайском полуострове. Они не просто придают чаю лёгкий привкус, напоминающий мелису и шалфей, но, как говорят местные старожилы, благотворно влияют на пищеварение, нервную систему и кровообращение. После бедуинского чая поход по горным тропам покажется не таким уж и утомительным. Но не спешите покинуть гостеприимный приют, ведь, дождавшись ночи, можно стать свидетелем зажигательной вечеринки по-бедуински с её весёлыми танцами под специфические трели, выписываемые женщинами и девушками. Перед выстроившимися в линию мужчинами выплясывают закутанные с ног до головы танцовщицы, так что никакого «голого» танца живота не ждите. Но ночью, при свете костров, древние ритуальные пляски жителей пустыни завораживают. Накинутые на головы и плечи бедуинок чёрные и тёмно-синие шали богато расшиты бисером, стеклярусом, монетами, пайетками, золотыми и серебряными нитями. Глядя на женщин, кажется, что перед вами в темноте танцуют призраки, чьи движения можно заметить лишь по переливам отражающих огонь блестящих деталей их одеяний. Только пение мужчин и дружные хлопки в ладони сопровождают этот магический танец, возвращающий на столетия назад.

Карфаген. Римские термы на финикийском кладбище.

«В тім городі жила Дидона,
А город звався Карфаген…»

И.П.Котляревский, «Энеида».

Так уж повелось, что наличие древнеримских руин на улицах или в предместьях того или иного города служит своего рода знаком качества, на который так любят ориентироваться туристы и местные гиды. Такой приманкой для поклонников античности стал ныне тунисский, а некогда финикийский «Новый город», который мог бы похвастаться гораздо более любопытными достопримечательностями, если бы не попал в список врагов Древнего Рима, подлежащих безоговорочному и беспощадному уничтожению.

В то время как Гомер слагал свои байки о заварушке между ахейцами и троянцами, к африканскому берегу Средиземного моря прибыла беглая финикийская царевна Элисса, которую на латинский манер позже стали называть Дидона. Хотя побег из родного Тира проходил впопыхах, царственная особа успела прихватить с собой семейные драгоценности, позволившие ей сделать коммерческое предложение одному из ливийских правителей, в чьих владениях она оказалась. На просьбу Элиссы продать участок земли за драгоценный камень, царь Иарбант предложил в буквальном смысле клочок суши, площадь которого в аккурат равнялась размеру шкуры быка. Не уступавшая в хитроумии самому Одиссею царевна приказала своим слугам разрезать шкуру на тоненькие полоски, связать их между собой и окружить ими довольно обширный прибрежный холм. Иарбанту не оставалось ничего другого, как завершить сделку в соответствии с уговором. Такова легенда, повествующая об основании в 814 году до н.э. цитадели на холме Бирса (Byrsa), превратившуюся за пару веков в город-государство Карфаген, не уступавшее в богатстве и величии своему извечному сопернику – Древнему Риму. Оставим для другого случая описание перипетий Пунических войн, развязанных двумя гигантами античной эпохи, но упомянем тот факт, что мир между Римом и Карфагеном был заключён спустя почти две тысяч лет после того, как римляне не просто разрушили Карфаген, но и засыпали его земли солью, чтобы ни одна былинка не смогла прорости и дать надежду на возрождение финикийского города. В 1985 году мэр Рима посетил столицу Туниса (Tunisia), чьим элитным предместьем ныне является Картаж (Carthage), как на французский манер называют Карфаген. В рамках официального визита он наконец-то подписал такой долгожданный, но и такой бесполезный мирный договор.

 

«Так Молох овладел Карфагеном…»

Г. Флобер. «Саламбо»

Как римляне ни старались избавиться от карфагенского наследия и облагородить «варварский» город в соответствии с канонами римской цивилизации, всё же археологам посчастливилось заполучить кое-какие свидетельства загадочных и мрачных событий, происходивших во времена расцвета пунического государства. В окрестностях небольшого поселения Саламбо, на заросших травой лужайках и в скрытых под землёй катакомбах, едва освещаемых пробивающимися сквозь расщелины лучами солнца, разбросаны покрытые вековым мхом небольшие надгробные камни и стелы. Как и любое кладбище, карфагенский некрополь заставляет понизить голос до шёпота, забыть про шутки и притихнуть в знак уважения к покойникам. Но есть ещё одна сильная эмоция, провоцирующая хаотичный бег мурашек по телу, вставание волос дыбом и образование кома в горле. Возникает она, когда забрёдшие на кладбище любопытствующие узнают, что они созерцают, по одной из гипотез, место принесения в жертву и погребения малышей – первенцев знатных семейств Карфагена. Факт человеческих жертвоприношений в древнем мире особо не шокирует, ведь и в наши дни кое-где практикуется ритуальный каннибализм. Но мысль о том, что в жертву приносились не пленённые враги или добровольцы из рядов юных девственниц, а новорождённые дети, не давала покоя соседям карфагенян, обвинявших последних в варварстве и чрезмерной жестокости. В обнаруженном в 20-х годах прошлого столетия захоронении было найдено около двадцати тысяч погребальных урн с кремированными останками животных и младенцев – недоношенных, новорождённых и едва достигших полуторагодовалого возраста. Начитавшись античных страшилок, написанных явно недолюбливающими карфагенян римлянами и греками, учёные предположили, что в лихую годину жители Карфагена заживо сжигали детей, принося их в жертву своему главному богу Баалу и его спутнице Танит. Косвенным подтверждением тому были соответствующие надгробные надписи, прославляющие «кровожадных» богов. Даже само наименование, данное учёными некрополю, отображает его мрачное происхождение. Тофет – это ритуальное место, расположенное недалеко от Иерусалима, где, согласно авторам Библии стоял идол другого семитского кровожадного божества – Молоха, тешившего своё тщеславие запахом дыма сжигаемых в его чреве детей и их предсмертным криком. По другой версии «молохом» назывался сам обряд жертвоприношения малышей. Но, как заведено среди историков, до сих пор не существует единого мнения о назначении карфагенского Тофета. Многие из них считают, что «в жертву» приносились умершие естественной смертью дети и обнаруженное захоронение является не чем иным, как обычным детским кладбищем, ведь на останках не было обнаружено следов насильственной смерти. А нанесённые на надгробия символы и изображения финикийских божеств имеют право на существование не менее, чем изображения крестов или ангелов на могилах христианских кладбищ.

 

«А кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен!»

Марк Порций Катон Старший

Умудрённый опытом сенатор, проевший своим коллегам плешь по поводу разрушения Карфагена, вероятно, и не подозревал, что спустя два десятка лет после уничтожения вражеского города, римскими властями будет предпринята первая попытка его восстановления. Хотя она не увенчалась успехом, идея воспользоваться удачным для торговли расположением поселения, в котором всё ещё теплилась какая-то жизнь, не покидала головы правителей метрополии. Благодаря усилиям Гая Юлия Цезаря и особенно его преемника Октавиана Августа «Новый город» вновь предстал во всей красе и роскоши перед глазами изумлённых жителей и гостей, как в старые добрые времена.

При новой власти сердцем города оставался холм Бирса и его склоны. Лишившись своей верхушки, которая была благополучно срыта, эта часть Юлии Карфагенской, как римляне нарекли восстановленный город, превратилась в довольно широкое пространство с прямыми, перпендикулярно пересекающимися улицами. Они стали настоящим «ристалищем», на котором приехавшие из Рима богачи состязались за право называться хозяином самой роскошной виллы. По одной из таких улиц и сегодня можно прогуляться, отправившись на соседний холм Одеон (Odeon). Стоит лишь свернуть с гравийной дорожки, окружающей археологический парк, и ваша стопа коснётся булыжника, положенного рукой жителя Карфагена пару тысяч лет назад. Сквозь подогнанные друг к другу камни разного размера и формы пробивается выжженная африканским солнцем трава. Вдоль улицы тянутся выложенные особой кладкой стены некогда многоэтажных домов. То здесь, то там встречаются одиноко возвышающиеся колонны и примостившиеся на остатках стен украшенные изящной резьбой капители. Усаженная стройными кипарисами и пальмами улица ведёт к уютной вилле, в которой некогда кипела жизнь весьма обеспеченного семейства. Кажется, что всё в этом особняке было предназначено не просто для жизни, но для приятного времяпрепровождения. Очаровательный сад стал «приютом» для павлинов, петухов, уток, фазанов, горлиц и других птичек и зверушек, застывших на ковре искусной мозаики, изображающей экзотический животный мир южных краёв. Сад окружён украшенной статуями галереей, чьи своды поддерживаются колоннами из розового мрамора. Не менее нарядными были частные покои владельца виллы, залы для разгульных симпозиумов и снимающие накопившееся напряжение «тяжёлой жизни» римского патриция термы.

Переходивший из рук в руки Карфаген всё ещё хранит в своих недрах немало древних сокровищ. Нам остаётся надеяться, что они будут найдены археологами, вот уже второе столетие подряд копошащимися в тунисской земле.

Ботсвана. На охоте за водой и алмазами.

Если бы при выборе очередного места отдыха мы ориентировались исключительно на древние названия того или иного края, то наша карта туристических предпочтений выглядела совершенно по-другому. Ну какой здравомыслящий человек отправится в страну, почти вся территория которой представляет собой «землю, мучимую жаждой»? Но, несмотря на пугающее название, толстосумы выкладывают по несколько тысяч долларов в день, чтобы встретить рассвет в уединённом бунгало, расположенном в самом сердце этого экзотического места. Полторы сотни лет назад, посвятивший себя путешествиям по югу Африки Давид Ливингстон написал: «… столь прекрасным пейзажем, должно быть, любуются ангелы во время своего полёта». Посмотрим и мы на великолепие щедро одарённой богами Ботсваны (Republic of Botswana).

Настоящим раем среди пекла пустыни Калахари покажется дельта Окаванги – «реки, которая никогда не находит моря». В этом самом обширном оазисе на земле нашли свой приют тысячи видов животных и птиц. Если задуматься, почти в любом уголке дикой природы нужен проводник, который поможет хотя бы краем глаза увидеть жизнь той или иной зверушки или птички. В национальных парках Окаванги проводник нужен скорее для того, чтобы помочь избежать встречи с фыркающими и готовыми напасть в любой момент бегемотами, мигрирующим стадом буйволов или не попасться под раздачу во время выяснения отношений между слонами. Только здесь можно наблюдать поразительное зрелище, когда несметные полчища пеликанов приводняются на поверхность реки, превращая её в колышущееся белое море. Даже африканский зной ни на минуту не останавливает бурлящую жизнь ботсванской саванны, буквально кишащей животными, пернатыми и другими божьими тварями.

Пожалуй, в этот раз не будем углубляться в историю описываемых земель, ведь нам пришлось бы начинать с самых истоков зарождения человечества. Именно здесь, по предположению учёных, жили условные Адам и Ева. Так что, если кто-то всё ещё приписывает себя к чистокровным арийцам или потомкам богов, то пусть не обольщается, ведь все мы выходцы из Африки, в которой по прихоти то ли природы, то ли высших божественных сил стали расхаживать чуть более разумные представители двуногих млекопитающих. Сторонники креационистской теории, не спешите закидывать учёных камнями, ведь они, в отличие от местных жителей, хотя бы выдвигают более или менее правдоподобные версии. По мнению ботсванских аборигенов, людским прародителем был одноногий гигант – охотник Матсеинг, живший в центре земли. Однажды он выбрался через водоём на белый свет. За ним последовали животные и люди. Наследив, в буквальном смысле слова, на окружающей водоём почве, они разбрелись по африканским землям. Отпечаток ноги великана, как и множество человеческих и звериных следов до сих пор можно видеть на камнях, разбросанных на юго-востоке Ботсваны, в округе Кгатленг (Kgatleng). В этих каменных углублениях собирается дождевая вода, поэтому легендарное место не раз превращалось в спасительный водопой среди высушенных земель пустыни Калахари. Впрочем, заслугу по спасению соплеменников от жажды местные шаманы приписывали не столько естественным атмосферным явлениям, сколько успешно проведённым ритуалам по заклинанию дождя.

Однако, версия местных жителей о происхождении людей не кажется столь невероятной, когда посмотришь на удивительных охотников, словно пронёсших из поколения в поколение на генетическом уровне мастерство своего предка Матсеинга. Вооружившись маленьким луком, с которым впору лишь детям играться, бушмены Калахари умудряются вернуться с охоты, неся тушку быстроногой антилопы, чьё преследование может растянуться на несколько дней. Главное, успеть вернуться до того, как племя решит собрать свои нехитрые пожитки и переместиться на новое место, более богатое червячками, корешками, саранчой, личинками термитов, ягодами и другими деликатесами бушменской кухни. Невольно вспоминаю некоторых дам в наших супермаркетах, привередливо выбирающих продукты определённого производителя и проверяющих срок годности. У счастливых бушменских хозяек такой проблемы нет, ведь в ход идёт всё, что не содержит яд. Впрочем, и к яду эти прирождённые охотники и следопыты привычны. Некоторые из них с юного возраста принимают незначительные доли змеиных ядов, дабы в случае настоящей атаки какого-нибудь ползучего гада, выработавший иммунитет организм справился с отравой более успешно. Как ужасно бы это ни звучало, но каждый член племени ежедневно просыпается с одной задачей – раздобыть еду и воду. Живя в засушливой африканской саванне, бушмены научились извлекать влагу практически из всего. Запастись водой можно, собрав её во время непродолжительного сезона дождей. Лёгким движением темнокожей руки, страусиное яйцо превращается в элегантную фляжку, обвитую травой и гибкими стеблями растений. Надёжно законопатив «горлышко», бушмены закапывают баклажки в песок под кустами, оставляя на чёрный засушливый день схроны прохладной и относительно свежей воды. Если в поисках новых охотничьих угодий на пути племени не попадаются припасённые фляжки, всегда можно попробовать вырыть ямку или даже колодец в том месте, где когда-то плескалась река. На дне такой ямы рано или поздно начнёт сочиться пусть грязная, но всё же живительная влага. Такие колодцы – достояние клана, сокровище, которое надёжно скрывается от посторонних глаз. Кстати, называть Калахари землёй без воды было бы неверно. Её здесь хоть отбавляй, просто она спрятана на глубине более 300 метров, и ни один даже супертерпеливый и выносливый бушмен не возьмётся добывать воду оттуда. Напиться можно, расколов дикую дыню цамма, которая по своей окраске больше похожа на арбуз. Миниатюрный плод, размером с кокос, столь ценен в условиях засушливого климата, что стал объектом ритуального бушменского танца, исполняемого девушками. Сегодня осталось крайне мало этих низкорослых полуобнажённых детей природы, живущих так, как жили их предки много тысячелетий назад. Земли, где бушмены охотились испокон веков были превращены в заповедники и национальные парки, где заботятся об исчезающих видах животных в ущерб исчезающему виду доисторической культуры. Там, где раньше паслись антилопы и ориксы, царствуют коровы и козы. У бушменов нет понятия частной собственности и они до сих пор считают, что все дары природы, в том числе и домашний скот – принадлежат всем и никому; поэтому они искренне недоумевают, когда очередного охотника, завалившего из лука чью-то козу, полиция тащит в участок. Постепенно бушмены ассимилируются, устраиваются на работу к фермерам и теряют свои охотничьи инстинкты. Но тем ценнее те впечатления, которые получают путешественники, соприкоснувшиеся с суровым и полным приключений миром настоящих кочевников.

Если блеск капель воды, сверкающих на ярком африканском солнце всегда был отрадой для глаз бушмена, то для его оседлых и пристрастившихся к благам западной цивилизации соотечественников милее сияние драгоценных камней. Миллионы лет назад непоседливая магма пробивала себе путь из недр земли на поверхность, создавая в земной коре своего рода гигантские трубы. Бывало, магма выплёскивалась из жерл вулканов, а иногда просто застывала внутри созданных ею вертикальных каналов, получивших название кимберлитовых трубок. По прихоти природы в потоках магмы содержались соединённые особым способом молекулы углерода, которые сами по себе не представляли особого интереса, если бы не человек, наделивший разбросанные в кимберлите алмазы особым статусом. Убийственные свойства этого кровавого камня хорошо описаны в повести «Алмаз раджи» Роберта Л.Стивенсона. Даже те, кто не является счастливым обладателем кольца с бриллиантом в один карат более или менее представляют себе, как выглядит эта побрякушка, украшенная огранённым алмазом, размером с горошину. По предварительным данным, недра Ботсваны хранят ни много ни мало порядка двухсот миллионов карат алмазов. Это не значит, что запасов хватит на двести миллионов колечек. Лишь четверть добываемых камешков пригодна для создания ювелирных изделий. Остальные алмазы называются техническими и используются в промышленности как самый твёрдый из известных человеку материалов. Несмотря на богатейшие залежи алмазов, скрывающиеся под засушливой землёй африканской страны, добыть эти драгоценные камни не так-то просто. Для того чтобы к ювелиру попал бриллиант в один карат, трудолюбивые шахтёры должны «перелопатить» в среднем 250 тонн кимберлитовой руды и отсеять около миллиона более мелких камушков. Знаменитый алмазный рудник Джваненг, название которого переводится как «Место маленьких камней», шахты Карове и Орапа могут похвастаться настоящими сверкающими гигантами неимоверной чистоты. Один такой красавец, название которого переводится как «Редкая находка» весом в 1758 карат был выкуплен модным домом Louis Vuitton. Это второй по величине алмаз в мире, который, в отличие от его «кровавых» собратьев, принёс не смерть, а благо народу Ботсваны.

Марракеш. Земля Бога.

Тот, кто однажды увидел освещённую восходящим солнцем Красную крепость, пылающую на фоне заснеженных пиков Сьерра-Невады, никогда не забудет этого великолепного зрелища. Но, какой бы прекрасной и неповторимой не казалась гранадская Альгамбра, стоит лишь переплыть через Средиземное море и углубиться в одно из северо-африканских королевств, как перед взором предстаёт её брат-близнец – светящийся охрой город, обрамлённый величественными снежными Атласскими горами. «Земля Бога», так тысячу лет назад назвали благословенный Марракеш (Marrakesh) его создатели – берберский вождь племени лемтунов Абу Бакар ибн Умар и его сподвижник, эмир династии Альморавидов Юсуф ибн Ташфин. Уже само название города свидетельствует о том, насколько роскошной и величественной была столица простиравшегося от песков Сахары до Лисcабона и Балеарских островов государства Альморавидов. Слава Красного города гремела на весь мусульманский мир, а его именем стали называть земли Магриба.

С давних времён Марракеш называют сердцем Марокко. Несмотря на то, что на протяжение столетий город то утрачивал, то вновь приобретал столичный статус, биение его пульса ни на мгновение не прерывалось. Словно живо струящаяся по телу кровь, по улицам старинной медины течёт бойкая торговая жизнь. Узкие улочки средневековой медины в буквальном смысле завалены разнообразными товарами, многие из которых не поменяли своего облика со времён основания города. Как и в давние времена, торговцы коврами развешивают тканые вручную яркие килимы прямо на стенах домов. Пёстрая мозаичная картина остроносых бабушей (местных тапочек с характерными заломленными задниками) и благородное тусклое сияние латунных светильников, украшенная арабской вязью керамика и громоздящиеся, подобно египетским гробницам, пирамиды специй – всё это из века в век предстаёт перед глазами посетителей старой части Марракеша. Но вся эта мишура меркнет по сравнению с настоящими сокровищами, скрытыми за скромными стенами старинных купеческих домов – риадов. Античная римская вилла нашла своё воплощение в архитектурных фантазиях берберских и арабских зодчих, создавших чарующие сады (так с арабского переводится слово «риад»). Изысканно украшенный центральный дворик-сад, подобно римскому атриуму, окружался постройками с высокими стенами, охранявшими интимность марракешского дома и создававшими столь желанную прохладу. До того, как превратиться в бутик-отели и рестораны, просторные риады Марракеша служили обителью больших семей, где под одним кровом, зачастую, жило два-три поколения. Если архитектурной основой риада был римский дом, то прообразом сада неизменно оставался дарящий воду и тень оазис, к которому всей душой и телом стремятся замученные пустыней путники. Утопающее в зелени патио, с витающим в нём нежным ароматом флёрдоранжа и жасмина, немыслимо без ласкающего слух журчания воды. Фонтаны и бассейны риадов выложены знаменитой мозаичной плиткой зелидж, ставшей визитной карточкой средневекового мавританского декоративного искусства. К счастью, технология изготовления зелиджа не утрачена, и в наши дни можно посетить шумную и пыльную мастерскую по изготовлению плитки. Делаются изразцы исключительно вручную. Начинается процесс с изготовления «болванки» – глиняной плитки, покрытой краской одного цвета: черного, белого, зелёного, красного, синего или жёлтого. Так же плитка покрывается прозрачной эмалью, создающей глянцевый блеск. А дальше мастера демонстрируют почти ювелирное искусство раскалывания плитки на мелкие кусочки в форме прямоугольников, ромбов, звезд, многогранников, переплетённых полосок и других геометрических фигур. Для этой кропотливой работы они используют лишь миниатюрную наковальню, представляющую собой металлический брус, зажатый между каменными блоками под углом 45°, и острый молоток, который, при своей массивности на удивление аккуратно отсекает ненужные куски плитки. Готовые разноцветные детали мозаики мастера выкладывают в определённый мотив. Причём кусочки кладутся цветной стороной вниз, так что художник не видит создаваемого узора и должен полагаться на свою внимательность и память при подборе деталей. Выложенную мозаику заливают цементным раствором, создавая новую цельную плитку. Благодаря тому, что детали мозаики достаточно мелкие, всего несколько сантиметров, мастера могут создать плитку любой конфигурации. Полюбоваться невероятным разнообразием орнаментов и мотивов плитки зелидж можно не только остановившись в одном из гостевых домов или поднявшись на террасу одной из кофеен старой медины, но и посетив сказочный дворец Бахия (Palais de la Bahia).

Старинным этот дворец можно назвать условно, ведь его строительство велось всего полтора столетия назад. Начало созданию некогда самого великолепного дворца Марракеша положил отпрыск семьи темнокожих невольников. Благодаря то ли своим незаурядным способностям, то ли неимоверной хитрости и коварности, Си Мусса поднялся по карьерной лестнице и стал главным визирем марокканского султана. Вместе с властью пришли и несметные богатства, которые новоиспечённый госслужащий не преминул инвестировать в покупку самой дорогой недвижимости – земли в центральном районе Марракеша. Так за несколько лет Си Мусса построил северную часть дворца Бахия. По следам своего отца пошёл сын визиря Ба Ахмед, став не просто советником при юном шестнадцатилетнем султане, но фактически взяв власть в стране в свои руки. Недостроенный отцом дворец Ба Ахмед решил завершить, преподнеся его в качестве подарка своей любимой жене. Её имя, которое в переводе с арабского означает «бриллиант», и дало название дворцу. Раз Ба Ахмед лишь формально не назывался султаном, а по факту правил страной, то и дворец должен был соответствовать его положению. Для строительства и отделки Бахии использовались самые дорогостоящие местные и заморские материалы: каррарский мрамор, кедр из Атласских гор, изразцы из северного Тетуана, иранское витражное стекло. К сожалению, судить о роскоши используемых во дворце текстиля, мебели и декоративных украшений мы не можем, потому что еще сто лет назад, после смерти Ба Ахмеда, дворец из зависти был разграблен по приказу того самого султана, чьим визирем и регентом был хозяин Бахии. Но даже без внутреннего убранства «Бриллиант» впечатляет своей красотой, достойной воспевания лучшими восточными поэтами. К слову, не только любимая жена, но и остальные три жены и двадцать четыре наложницы визиря со всеми их отпрысками также получили свою долю пространства во дворце, состоящем из полутора сотен комнат. Затянувшееся строительство и постоянное расширение территории дворца обусловили его планировку, напоминающую скорее лабиринт, нежели лаконичное жилое строение. Зато благодаря специфичности планировки дамы из гарема могли с лёгкостью избегать общества друг друга, а Ба Ахмед – устраиваемых ему сцен ревности, ведь никто из жен и наложниц не знал, с кем именно их муж и повелитель провёл очередную ночь. Время от времени обитательницы гарема традиционно собирались по особому случаю, предшествовавшему свадьбе одной из дочерей визиря. На этот «девичник» мужчины, само собой, не допускались, даже евнухи. Дело в том, что сутью этого мероприятия было передать неопытной девушке навыки, которые ей пригодятся во время первой брачной ночи. Делалось это по-восточному изысканно, в аутентичном марокканском танце шикхат, который исполняли для невесты старшие, умудрённые опытом женщины. Одетые в длинные платья-туники и обвитые поясом с бахромой танцовщицы приобщались к древним магическим берберским ритуалам, помогавшим женщине сохранить жизнетворную силу, энергию и красоту. Этот энергичный ритуальный танец, в котором танцовщицы активно двигают бёдрами, отличается от размеренного и соблазняющего танца живота, предназначенного для услады мужских глаз, но наблюдать за шикхатом не менее увлекательно, а участвовать не менее полезно для здоровья. К счастью, более раскрепощённые современные марокканки делятся своим мастерством на специальных курсах и демонстрируют национальный танец в развлекательных шоу.

Но если берберские танцы кажутся вам не слишком экзотичными, можно попробовать пощекотать себе нервы, наблюдая вблизи за мерным танцем смертоносной кобры. Сделать это можно на знаменитой на всю Африку площади Джемаа эль-Фна (Jemaa el-Fna). Чего только не происходит на самой большой площади чёрного континента. Здесь торгуют всем, чем ваша душа пожелает, поят свежевыжатым апельсиновым соком и приторным мятным чаем, кормят ароматным тажином и восточными сладостями, поют и танцуют, гадают и раскрашивают руки хной, попрошайничают и воруют, лечат народными средствами и вырывают зубы, рассказывают истории и играют на народных инструментах, дрессируют обезьянок и заклинают змей… Слава богу, хоть перестали рубить головы, а то в давние времена на этой площади занимались «головотяпством», вывешивая на утыканных гвоздями стенах и воротах иногда до пятидесяти голов в день. Говорят, что прежде чем повесить это сомнительное «украшение», головы отдавались на засолку жителям соседнего еврейского квартала Меллах. Кстати, один из вариантов названия площади звучит как «Собрание мёртвых». Ну а менее мрачно настроенные исследователи утверждают, что слово «джемаа» означает не только «собрание», но и «мечеть», а «фна» можно перевести с арабского не только как «смерть», но и как «открытое пространство». Один из хроникёров XVII века отмечал, что марокканский властитель начал возведение на центральной площади Марракеша храма Джемаа эль-Хна, что означало «Мечеть спокойствия», но проект был заброшен и народная молва нарекла руины Джемой эль-Фна, что можно перевести как «Мечеть разрушения». Как видите, тонкости арабского языка позволяют варьировать название площади в зависимости от предпочтений интерпретатора. С наступлением сумерек площадь превращается из торговой точки в огромный ресторан под открытым небом. Где ещё как ни здесь попробовать знаменитое северо-африканское блюдо – благоухающий тажин. Следует отметить, что марокканский вариант кардинально отличается от алжирского или тунисского. В Марокко – это особое, праздничное блюдо, над которым хозяйка будет колдовать чуть ли не полдня. Представьте себе, как на потрескивающих углях стоит волшебный глиняный горшочек, с высокой конусообразной крышкой. Его название и дало имя блюду. Внутри него в течение нескольких часов происходит чудо превращения сырых овощей и маринованной баранины в нежнейшее сочное яство и всё благодаря тому, что конденсирующийся под высокой крышкой обогащенный ароматами специй пар снова и снова стекает на поверхность томящегося содержимого горшка. Среди обязательных ингредиентов марокканского варианта этого блюда должны быть изюм, корица, светлый мёд и орехи. Выбор остальных специй, овощей и «мяса», в качестве которого иногда могут выступать курица, рыба или морепродукты, остаётся на усмотрение повара. Кстати, приготовить тажин можно и в духовке, так что не забудьте привезти из Марракеша специальный горшочек. Главное убедиться, что он настоящий и предназначен именно для кухни, а не декоративный, созданный для придания интерьеру атмосферы Востока.

о.Мадагаскар. Перемывание костей и ванильная свадьба.

Каждый ребёнок, росший на советской мультипликации, чётко усвоил одно правило: ни за что на свете не ходить гулять в Африку, дабы не быть укушенным, побитым и обиженным недружелюбными представителями местной фауны и ужасным разбойником. Занося Африку в «чёрный список» тревел-направлений, создатели мультфильма забыли о существовании одного африканского государства, в котором живут вполне безопасные и дружелюбные зверушки, а местные жители, некоторые из которых считаются потомками пиратов, никогда не промышляли разбоем. Итак, забудем необъективную рекомендацию и отправимся гулять по удивительному и самобытному Мадагаскару (Madagasikara).

Пару тысяч лет назад в морскую прогулку на каноэ отправились искатели приключений из Юго-Восточной Азии, точнее её австронезийской части. Преодолев нешуточное расстояние, они наконец-то причалили к заросшему буйной тропической растительностью клочку суши. Этим клочком оказался четвертый по размеру остров мира – Мадагаскар. В свою очередь, с другой стороны света более короткую прогулку предприняли африканские племена, первыми из которых были банту, преодолевшие пятисоткилометровый Мозамбикский пролив. Несмотря на то, что азиаты предпочитали горные центральные районы острова, идеальные для выращивания их любимого риса, а выходцы из Африки облюбовали побережье, взаимопроникновение культур и смешанные браки были неизбежны. Поэтому не удивляйтесь, если лица темнокожих малагасийцев будут напоминать раскосых жителей индонезийских, малайзийских или филиппинских краёв. В гремучую афро-азиатскую кровь примешались гены арабских торговцев, европейских пиратов и колонизаторов, проведших несколько сотен лет на острове, оставив его лишь в середине ХХ века, с возникновением независимой республики Мадагаскар. Неизвестно, был ли остров необитаем до прибытия азиатов и африканцев, но местные жители утверждают, что до того как их предки вступили на земли Мадагаскара, здесь обитали аборигены – вазимба. Кто-то описывает их как темнокожих пигмеев, промышлявших охотой на гигантских лемуров и эпиорнисов и укрывающихся от остального мира в пещерах цинги (уникальные малагасийские карстовые образования), телепатически улавливая приближение чужаков. Ну а большинство малагасийцев приписывает вазимба свойства малообщительных духов природы, обитающих в укромных уголках острова. Людей они не очень то любят, поэтому могут напакостить или с удовольствием наказать за нарушение одного из сотен фади, то бишь табу.

 Кроме веры в нелюдимых полуросликов-вазимба, малагасийцы вот уже не одно поколение верят в покровительство предков, чьи души образуют божественный пантеон.  Многие народы по всему миру хотя бы раз в год вспоминают своих дорогих покойников, приходя на кладбище и с большей или меньшей помпой проводя там поминальный день. Малагасийцы же в прямом и переносном смысле перемывают косточки своим предкам, совершая обряд «переворачивания костей». Так с малагасийского переводится название весьма своеобразной традиции – фамадиханы. Раз в пять-семь лет, в указанный шаманом день в каждом фамильном склепе наступает «день открытых дверей». Толпящиеся возле места погребения участники фамадиханы с нетерпением ждут, когда местный «джаз-бенд» отыграет национальный гимн и зазвучит музыка повеселее. Хотелось бы сказать, что под звуки фанфар, но, на самом деле под режущее слух верещание нескольких дудок или труб и удары барабанов из склепа одни за другими выносятся мощи, которых ждёт процедура промывки, чистки и оборачивания в новый шелковый саван, пропитанный отваром дерева нату. Стаж покойника можно определить по толщине свёртка, некоторые из которых кажутся практически пустыми и невесомыми, словно от тела на самом деле остались только кожа да кости. Но это никого не смущает, ведь дух предка никуда не исчез и способен общаться со своими потомками. К тому же, малагасийцы ждут того момента, когда тело полностью разложится и дух предка повысит свой ранг, став частью высшего божественного мира. Покойника сажают за обеденный стол, на котором дымятся свежеприготовленные жертвенные зебу, и наливают чарку-другую рома, ласково разговаривая с ним и прося помощи. Под конец этого весёлого мероприятия с усопшим водят хоровод вокруг места погребения: родственники водружают свёрток с мощами на свои плечи и семь раз обходят склеп, пританцовывая и подпрыгивая под звуки всё того же поминального оркестра. Особо массовые фамадиханы не обходятся без потасовок, в которых свёртки вырываются из рук одних родственников группой других, ведь каждый хочет получить свою долю благословения от почившего предка. Глядя на это, невольно вспоминаешь народную забаву по перетягиванию каната. Завершается это многодневное действо водружением покойников обратно в склеп и новой дракой за куски ткани, на котрой носили завёрнутое в саван тело. Лоскутки, «заряженные» позитивной энергией, приносят удачу, а отведавшая их женщина непременно забеременеет, поэтому за обрывки ткани ведётся не менее ожесточённая борьба. Чужеземцев не очень охотно пускают на это семейное мероприятие, но даже если вам удалось затеряться в толпе родственников, друзей и соседей, то нужно помнить о многочисленных табу, регулирующих чуть ли не каждый момент жизни малагасийцев.

Фади, так местные жители называют запреты на то или иное действие, могут касаться абсолютно любой сферы. Подобно тому, как в США существуют странные законы, возникшие после прецедента – запрещено кидаться осьминогами, занимать государственную должность, если вы участвовали в дуэли, давать алкоголь лосям, есть гамбургеры по воскресеньям – на Мадагаскаре существуют абсурдные фади, появление которых обусловлено реальным случаем, приведшим к драматическим или трагическим последствиям.  Однажды, принцесса одного из мальгашских племен решила пообедать рыбой, усевшись на пороге своей хижины. Завершить трапезу ей не удалось, потому что она подавилась косточкой и скончалась. Эта печальная история стала поводом для очередного строжайшего фади, запрещающего беременным женщинам есть рыбу, а заодно и всем женщинам сидеть на пороге своего жилища. Одним из элементов культа фади  можно назвать систему малагасийского фэншуя, именуемого винтана. Подобно своим дальним родственникам из Юго-Восточной Азии, жители Мадагаскара живут по лунному календарю. Наблюдая за перемещением Луны, малагасийцы следуют её пути, когда подходят к дому. Так, если вы идёте с севера, вы не можете сразу зайти в западную дверь. Вам необходимо обойти дом, чтобы зайти с востока. Нарушение этого «правила дорожного движения» приведет к гневу духов предков. Еще больше они разозлятся, если кто-то пройдет через восточную дверь, предназначенную только для их пользования. В этом случае, если уж кто-то из живых воспользовался дверью мертвецов, то долго ему жить не придётся.  Но если бы только предки диктовали малагасийцам правила винтаны. Есть еще и злые духи, обитающие на юге. Боящиеся огня зловредные существа нейтрализуются размещением очага в южной части дома. Ну а если какому-то бесёнку удалось задержаться в жилище, то нельзя ему дать шанс напакостить, устроившись спать головой на юг, только если вы не колдун. По правилам винтаны северная сторона вполне благоприятна для сна. В противовес опасному югу и неблагоприятному западу, восток был назначен священной частью света, откуда пришли далёкие предки жителей Мадагаскара. Винтана регламентирует не только обустройство дома и направление движения, но и предписывает что стоит или, наоборот, не стоит делать в тот или иной день недели. В понедельник нельзя есть зелёную пищу и не стоит начинать серьёзное дело; вторник – день любви, но не работы; среда – злой день для живых и идеальный для похорон; четверг хорош для свадеб и строительства домов; пятница – кровавый день гнева королей; суббота – день детей и молодёжи; воскресенье – самый счастливый день. Представляете, насколько медленно идёт жизнь на острове, если для любого дела отведён всего лишь один день в неделю, да и то, что ни дело натыкаешься на какое-нибудь табу? Неспроста у Мадагаскара появилось прозвище «Мора-мора», что означает «тихо-тихо», «не спеша».

К счастью, малагасийцы не ждут одного единственного дня в неделю, чтобы «сыграть» так называемую «ванильную свадьбу» (Mariage de la vanille). Начинается это мероприятие ранним утром, когда десятки женщин и детей входят под покров густой экваториальной растительности дождевого леса и проводят одно из удивительных таинств природы. Вооружившись гибкими шипами цитрусового кустарника, работники ванильной плантации опыляют один за другим цветы лианы Vanilla planifolia, чтобы у нас с вами была возможность наслаждаться одной из самых нежных и изысканных специй. Каждый цветок может быть опылён только раз в году, в определённый день и час. В далёкой Мексике, родине ванили, природа позаботилась о создании единственного рода пчёл, опыляющих эту орхидею. Привезённая французами на остров Реуньон, а затем и на Мадагаскар контрабандная ваниль оставалась неопылённой, а следовательно, не приносящей драгоценные плоды-коробочки, которые мы по незнанию называем стручками. Лишь благодаря любознательности двенадцатилетнего мальчика-раба, работавшего в саду и однажды получившего урок по ботанике от своего хозяина, африканская орхидея стала наконец-то приносить плоды. Юный Эдмон Альбиус тростинкой поднял перегородку, разделявшую пестик и тычинку цветка и, сместив её, дал возможность сумке с пыльцой соединиться с рыльцем пестика. Так, на протяжении двух сотен лет с июля по октябрь на плантациях Мадагаскара происходит «ванильная свадьба». Полусозревшие коробочки снимают с лианы, обдают кипятком и, завернув в специальную ткань, оставляю «пропотеть». Делается это для того, чтобы прекратить процесс созревания и запустить ферментацию. Около месяца ваниль сушится по несколько часов на солнце и еще месяц – на сквозняке в тени. В результате обработки на ванильных коробочках кристаллизуется ванилин, придающий этой специи неповторимый аромат. Из-за сложной технологии выращивания и обработки стоимость настоящей ванили доходит до пяти сотен долларов за килограмм. Так что, покупая в ближайшем супермаркете за копейки пакетик с ванилью задумайтесь: а прошла ли она церемонию «ванильной свадьбы» или является суррогатом?

Мавритания. Пятьдесят оттенков песочного.

Во время своих прездок по просторам Аль Андалуса я не перестаю любоваться изысканностью мавританской культуры, образчики которой словно сокровища разбросаны по испанским землям. Увидев однажды на карте африканского континента название «Мавритания», я живо нарисовала себе городские пейзажи с подковообразными арками, c домами, украшенными замысловатыми растительными узорами или облицованными разноцветной плиткой; я мысленно побывала на площадях и во внутренних двориках c журчащими фонтанчиками и раскидистыми пальмами… В общем, я представила себе Мавританию (Mauritania) местом со всеми атрибутами «медины» – классического старинного города Омейядского халифата. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что эта западно-африканская страна в корне отличается от той, которую я ожидала увидеть. Несмотря на то, что на Иберийском полуострове и в Мавритании долгое время господствовали те же берберские кочевые племена и потеснившие их арабы, пейзажи «земли Шингетти» разительно отличаются даже от соседнего Марокко или Алжира, сохранивших восточный стиль из сказок Шахерезады.

Казалось бы, ну что может быть в пустыне привлекательного и достойного внимания простого путешественника, только если он не биолог, приехавший изучать скорость воздействия яда местных гадюк или длину иголок на местных кактусах? Оказалось, что в пустыню можно влюбиться, если она – мавританская Сахара. На её просторах раскинулись старинные, исчезающие под покровом песка города, дарящие прохладу оазисы, огромные монолиты, рядом с которыми человек чувствует себя букашкой, соляные копи, прорезающая ткань пустыни железная дорога, по которой тянется бесконечный, исчезающий за линией горизонта состав, и необъятная полоса омываемого океаном пляжа. В Мавритании можно увидеть пятьдесят оттенков песочного. На восходе солнца Сахара словно укрыта шкурой тигра. Маленькие, волнообразные барханчики отбрасывают глубокие, почти чёрные тени на песок цвета терракоты. Бредя по пустыне, можно с удивлением обнаружить, что песок из золотого постепенно становится белым. Если бы не адская жара, можно было бы представить, что вы оказались где-то в запорошенной снегом тундре с одинокими покосившимися хибарами-укрытиями. Так выглядит соляная пустыня и старинные копи, продолжающие поставлять «белое золото». Даже сваленные в кучу разнокалиберные осколки соляных пластов чем-то напоминают грязный утрамбованный городской снег, который наши дворники, ворча, складируют по краям тротуаров. Но если белым песком всё же мало кого удивишь, то пейзажи с песком розового и сиреневого оттенка, из глубин которого то зесь, то там выглядывают голубые валуны, приводят в эстетический восторг всех, созерцающих инопланетную картину в долине «Ока Сахары» (Guelb er Richat). Таким поэтическим названием прозвали кругообразную геологическую структуру, которая загадочным образом появилась в песках Мавритании сотни миллионов лет назад. Этим «глазом» Земля «подмигивает» астронавтам, которые привыкли ориентироваться на пятидесятикилометровый круг, наблюдая за планетой из космоса. А тем, у кого нет лишней пары миллионов долларов на космический туризм, могут полюбоваться структурой Ришат, находясь непосредственно в её эпицентре. Перевалив через дюны апельсинового цвета, вы оказываетесь перед бескрайней долиной с возвышающимися валами, образующими полукруглые каньоны. Не щадящая городов и сельскохозяйственных угодий пустыня бессильна перед гигантским заколдованным кругом. Самый большой внешний вал охраняет всю долину от наступления песков, именно поэтому в центре «Ока Сахары» сохранились многовековые деревья и еще не совсем исчезли старинные города, служившие торговыми центрами и перевалочными пунктами на пути паломников из Африки в Мекку.

Уадан (Ouadane) – один из таких городов, приютившихся недалеко от спасительных кругов структуры Ришат. Сегодня в этом городе-призраке изредка можно увидеть укутанную в ярко-синюю ткань одинокую фигуру одного из местных жителей, охотно подрабатывающих гидами. Этот колоритный персонаж своим видом мало чем отличается от его далеких предков – берберов и марабутов, основавших город еще в XII веке. Глядя на него, у вас создается любопытная иллюзия путешествия во времени. Правда, в давние времена в Уадане кипела жизнь. На протяжение нескольких сотен лет в город стекались тяжелогруженые караваны из центральной Африки и портов атлантического побережья. Бойкая торговля позволила местным жителям оставить свои кочевые привычки и переселиться из «палаточного городка», разбитого в оазисе, в настоящий укрепленный город. Сложенные из камней дома, плотно примыкающие друг к другу, создали лабиринт узких улочек. В Уадане вы не найдете шедевров инженерной и архитектурной мысли, но глаз порадует пестрота и неоднородность специфической каменной средневековой кладки. Складывается впечатление, что градостроители бережно относились к стройматериалам и использовали любые, даже самые маленькие камушки для создания стен. А еще кажется, что они торопились построить город и не тратили время на обработку природных материалов или производство хоть какого-то подобия блоков или кирпичей. Строительство велось из тех обломков известняка, которые попадались под руку. Их умело подгоняли друг к другу, создавая весьма надежные стены, выдерживавшие испытание ветром и песком. Но всё же Уадан постепенно проигрывает битву со временем. Основанный на возвышении город, словно подмытый водой песочный замок стекает в раскинувшийся вокруг оазис, оставляя за собой след из разбросанных камней и кое-где уцелевших стен. Всё еще стоит дозорная башня, не обрушились арки и не повредились незамысловатые треугольные узоры, украшающие стены домов. Но долго ли ещё улицы Уадана будут проступать сквозь пески Сахары, этого мы не знаем…

Гораздо больше шансов сохраниться есть у другого старинного города – Шингетти (Chinguetti). Основан он был в VIII веке, всего век спустя после формирования мусульманского вероучения. А еще через пару сотен лет слава Шингетти гремела на весь арабский мир, а Мавританию стали называть не иначе как «земля Шингетти». Именно этот африканский ксар («город» на староарабском мавританском диалекте) стал седьмым святым городом ислама, поскольку через него пролегал путь паломников, совершавших хадж из Магриба в Мекку. Эти странники оставляли свои деньги не только на местных постоялых дворах и в кошельках продавцов мулов и верблюдов. Благодаря им Шингетти приобрел бесценную коллекцию арабских манускриптов, хранящихся в частных библиотеках и по сей день. Десятки тысяч редких книг и свитков, содержащих философские и научные измышления, изысканную восточную поэзию, религиозные тексты, методические материалы по медицине и юриспруденции, превратили Шингетти в один из крупнейших центров науки, богословия и образования своего времени. Этому способствовал и менталитет местных жителей – берберов и марабутов, которые, в отличие от арабов, тяготевших скорее к военному искусству, посвящали себя просветительской деятельности. Заметим, что даже женщины имели возможность получить образование, что было редкостью среди арабов. Хотя в наши дни исторический центр Шингетти необитаем, жизнь в нем продолжается. Жители новых районов города стекаются на утреннюю молитву в знаменитую мечеть – одну из старейших, непрерывно действующих в исламском мире. И, конечно, владельцы частных библиотек с удовольствием хвастаются своими сокровищами перед немногочисленными туристами. Кое-кто из них устраивает из экскурсии в библиотеку настоящий аттракцион в стиле «Форт Буайярд». Для того, чтобы попасть в «храм знаний», посетителям предлагается открыть деревянный засов ключом весьма странного вида. Он представляет собой дощечку, утыканную несколькими гвоздями. В целом, эта конструкция чем-то напоминает щетку. Видимо, на ключ наложено какое-то магрибское заклятие, потому что, несмотря на всю примитивность механизма, он слушается только хозяина библиотеки. Итак, отперев засов и протиснувшись сквозь малюсенькую дверь в небольшую комнату, библиотекарь начинает свой ритуал. Он надевает перчатки и медленно, «с чувством, с толком, с расстановкой» извлекает из изъеденного древесными жучками сундука ценные манускрипты и письменные принадлежности для каллиграфии. Как правило, демонстрируемые книги, представляющие собой стопку листов, сложенных в кожаную папку, не самые древние и датируются XVIII – XIX веками. Истинными сокровищами библиотек являются написанные на коже газели манускрипты X-XI веков. Но даже более новые книги производят впечатление настоящего произведения искусства. Без знания арабского, написанный текст воспринимается как уточненный орнамент, в который органично вплетаются украшающие книгу изображения цветов и растений. Трудно представить, что всю эту красоту переписчики создавали при помощи небольшой доски, которую пересекают параллельно натянутые веревочки. Достаточно было положить под них лист бумаги или пергамента, и «тетрадь в линеечку» готова для создания очередного каллиграфического шедевра. На одном из таких листков записана поэма, которую библиотекарь читает вслух с таким выражением, словно речь идет о его личных душевных терзаниях.

Запирая за собой дверь библиотеки, её хранитель возвращает нас в современную Мавританию, в которой есть еще немало удивительных и интересных явлений. Но о них я поведаю в другой раз.