«Ревущие двадцатые», пронёсшиеся по миру сто лет назад, перевернули всё с ног на голову и создали бесшабашный стиль жизни, начисто отрицающий предшествовавшие ему чопорные правила и устои. То, что ещё вчера казалось недопустимым – эпатажно короткие дамские стрижки и платья, неприличный джаз и чарльстон, свободные интимные отношения и другие вольности – в один миг вошло в моду. Новые веяния не могли не отразиться на искусстве, оформляющем в изысканно-непринуждённом стиле ар-деко повседневность современников Великого Гэтсби.

В первых числах февраля 1931 года у новозеландского городка Нейпир (Napier) появился уникальный шанс превратиться в столицу ар-деко. Решившие пошалить маорийские духи устроили довольно сильное землетрясение, за пару минут разрушившее большинство зданий и дорог этого портового города на берегу залива Хоукс (Hawke’s Bay). Строения, выдержавшие подземные толчки, были уничтожены вспыхнувшим пожаром. Оплакав погибших и расчистив город от руин, жители Нейпира с удивлением обнаружили, что стихийное бедствие обнажило, приподняв на пару метров, немалый кусок морского дна, подготовив тем самым удобную стройплощадку для возведения нового города. Засучив рукава и задействовав четыре архитектурных бюро, звездой которых был местный зодчий Луи Хэй, градостроители дом за домом создали симпатичное местечко в ультрамодном стиле, в который органично вписались декоративные орнаменты народа маори. Спустя сто лет Нейпир вошёл в историю архитектуры и туристические путеводители как уникальное поселение, чьи здания представляют собой единый архитектурный комплекс в стиле ар-деко. За несколько лет до трагических событий 1931 года в Париже прошла Международная выставка современных декоративных и промышленных искусств, подстегнувшая волну популярности новой тенденции, названной на французский манер ар-деко (Arts Decoratifs, «декоративное искусство»). На замену плавным, изгибающимся словно змеи, линиям ар-нуво пришла строгая геометрия, символизирующая инженерно-технический и промышленный бум, и приукрашенная мотивами классицизма и экзотической азиатской, индейской и африканской этники. Непритязательная чёрно-белая палитра и приглушённые натуральные тона, простые угловатые и зигзагообразные линии, присущие ар-деко, компенсировались роскошью используемых материалов. Слоновая кость, кожа, панцири и шкуры экзотических животных, драгоценный металл золотистых тонов, древесина редких пород, новомодные алюминий и нержавеющая сталь, горный хрусталь, мрамор, шёлк и бархат стали неизменным признаком благородной роскоши этого модернового стиля. Впрочем, вопросы гламура оказались второстепенными в выборе градостроительной концепции нового Нейпира. На первом месте были практичность и надёжность простых, быстровозводимых одно-двухэтажных «коробок» из железобетона, не требующих массивных декоративных украшений, которыми изобиловала архитектура старого города и падение которых унесло немало жизней во время землетрясения. Уже после двух лет активного строительства город мог похвастаться полутора сотней изящных суперсовременных новостроек, среди которых был Дом Ротмана, известный как «Национальное Табачное Здание». Разбогатевший на никотиновой зависимости соотечественников магнат Герхард Хушир обратился к Луи Хэю с весьма банальной для богачей просьбой: создать как можно более роскошный и экстравагантный дизайн для новой табачной фабрики. Надо сказать, что даже такой талантливый архитектор как Хэй не справился с поставленной задачей с первого раза. В результате доработки возвращённых ему с пометкой «слишком просто» чертежей, в городском ландшафте появилось одноэтажное здание цвета дымчатой розы с выдающимся уступами фасадом. Над приземистой резной дверью развернулась роскошная полукруглая арка, напоминающая то ли морскую раковину, то ли восходящее солнце, один из главных мотивов ар-деко. Раскрывающиеся веером лучи-стебли увенчаны каменными цветами. На гладких стенах проступают барельефы со стилизованными розами, новозеландским камышом раупо и виноградными лозами. Хотя в наши дни на фасаде дома Ротмана вновь красуется надпись «National Tobacco Company Ltd», внутри него находится не так давно открывшаяся винодельня Тони Биша (The Urban Winery), где можно продегустировать своеобразное вино, о необычной технологии производства которого лично расскажет сам хозяин этого заведения. Это одна из нескольких десятков винокурен, поддерживающих славу новозеландского винодельческого района Хоукс-Бэй.

Вздымающиеся в центре Северного острова горы надёжно защищают от сильного ветра раскинувшиеся в долине виноградники. Лишь лёгкий океанский бриз, закрадывающийся между лозами, приятно охлаждает воздух после долгого и жаркого дня, напитавшего благотворным солнечным светом созревающие грозди Мерло и Каберне-Совиньона. Особое сочетание климатических и почвенных условий Хоукс-Бэя, именуемое профессионалами терруаром, отдалённо напоминает знаменитый своими винами старинный французский Бордо. Возможно, поэтому именно французы основали самую первую винодельню Новой Зеландии «Миссионерское поместье». Упустившие по объективным причинам шанс прославиться в Крестовых походах или поджаривании еретиков, члены французской монашеской конгрегации Малые братья Марии решили сосредоточиться на образовательном поприще и в 1836 году отправились учить уму-разуму туземцев Океании. Основывая одну школу за другой, братья-маристы добрались и до Новой Зеландии, привезя с собой не только свою веру и знания, но и драгоценные виноградные лозы, которые предстояло взрастить и превратить в вино для таинства причастия. Умелые руки брата Киприана Юше, сына винодела из долины Луары, в довольно короткий срок превратили скромное монастырское хозяйство в прибыльный винодельческий бизнес, традиции которого и по сей день соблюдаются в «Миссионерском поместье» маристами. «Большой дом» – белоснежное деревянное здание бывшей семинарии, перевезённое по частям в начале XX века с подверженного наводнениям участка поместья – открыт для посетителей, желающих узнать историю виноделия в Новой Зеландии и выпить бокал-другой ароматного монастырского вина. Умиротворяющий вид на сад, виноградники, ведущую к особняку платановую аллею и виднеющийся вдали кукольный Нейпир идеально дополняет эстетическую составляющую дегустации пьянящего напитка.

С наступлением февраля у поставщиков вина начинается жаркая пора, ведь жители и владельцы увеселительных заведений Нейпира торопятся запастись игристым Совиньон Блан, дабы с разгульным шиком провести несколько дней ежегодного фестиваля «Ар-деко уикенд», посвящённого возрождению города из руин. Лет тридцать назад кучка энтузиастов решила на пару дней перенестись во времени и окунуться в зажигательную атмосферу раскованных 20-х и стильных 30-х. Год за годом народные гуляния набирали обороты и растягивались во времени, благодаря чему сегодняшний Нейпир на целую неделю превращается в свингующую ретроплощадку. В эти дни наряженные в лёгкие платья барышни и дамы не выходят из дома без миниатюрной шляпки-колокольчика и алой губной помады, небрежно брошенной в сумочку. Повсюду яркими пятнышками вспыхивают бумажные китайские зонтики, дарящие спасительную тень в летний февральский день. В звучащие из каждого угла джазовые композиции врываются хриплые сигналы клаксонов, оповещающих о приближении кавалькады натёртых до блеска ретроавтомобилей. Вдали, важно возвышаясь над толпой, «плывёт» на своём пенни-фартинге джентльмен в соломенном канотье. Нелепость этой велосипедной конструкции с огромным полутораметровым передним колесом ни чуть не смущает восседающего на нём ездока. В дни фестиваля рестораны соревнуются не столько в кулинарном искусстве, сколько в культурной программе. Живая музыка выплёскивается из их открытых окон и дверей. Усыпанные блёстками и окутанные перьями соблазнительные танцовщицы варьете и стильные джазовые дивы развлекают почтенную публику во время ужина. Завершающим аккордом насыщенного фестивального дня будет посещение одного из сияющих баров, где под непрекращающиеся звуки открывающихся бутылок шампанского и ритмы шимми зажигают поклонники ретрогламура.

Вот уже в третий раз украшением церемонии открытия Олимпийских игр становится спортсмен с ломающим язык именем Пита Тауфатофуа. Этот статный красавец с белоснежной улыбкой, гордо несущий флаг своей родины, предстаёт перед зрителями в весьма экзотическом виде. Обнажённый мускулистый торс покрывает глянец кокосового масла, на бёдрах колышется юбка с повязанной поверх традиционной циновкой таовала, на ногах – лёгкие сандалии. На прошлой церемонии Питу не смущало то, что температура воздуха соответствовала стандартам зимней Олимпиады, ведь его всегда греет любовь к тропическому королевству Тонга (Puleʻanga Fakatuʻiʻo Tonga), откуда он родом.

Рассыпанные в водах Тихого океана острова этого маленького полинезийского государства с трудом поддаются точному подсчёту. Радость от появления нового кусочка архипелага вполне может омрачиться горечью утраты другого, и дело здесь не в территориальных конфликтах с соседями, как может показаться на первый взгляд. Территория Тонга прирастает и сжимается в силу активности подводных вулканов, мощных ветров и океанских вод. Посему скажем обтекаемо, что архипелаг насчитывает порядка ста семидесяти «с хвостиком» островов, представляющих собой горные хребты из застывшей лавы и посыпанные плодородным слоем пепла коралловые нагромождения. Говорят, когда-то их выловил из океана бог Мауи, использовав подаренный стариком Тонга волшебный крючок. Дальнейшая судьба этих выныривающих из воды кусочков суши не менее любопытна, чем их волшебное происхождение. Например, два пыхтящих гиганта Као (Kao) и Тофуа (Tofua) настолько тяжелы, что потихоньку уходят всё глубже в пучину, продавливая и искривляя морское дно. Так они «тянут» за собой более лёгкие коралловые острова, накреняя их и обнажая создаваемые тысячелетиями силами воды причудливые террасы и обрывы, испещрённые туннелями, ущельями и отверстиями. Так, на острове Тонгатапу (Tongatapu) пробивающееся сквозь сотни вертикальных каналов бурное море выбрасывает в воздух мощные двадцатиметровые фонтаны, создавая невероятный водный аттракцион «Свист вождя». Так поэтично местные жители назвали это весьма шумное явление природы.

Выудив из океанских вод острова, боги из семейства Тангалоа решили заселить новые земли людьми. Первые обитатели появились из личинок. А вот следующие поколения возникли благодаря романтико-драматической истории. Как это частенько случалось в давние времена, один из богов решил почтить своим присутствием покои земной красавицы. В результате регулярных визитов на свет появился малыш, которого назвали Ахоэйту. Сделав дело, его божественный папенька удалился на небеса и больше не объявлялся. Повзрослев, Ахоэйту стал интересоваться своей родословной и, узнав от матери правду, отправился на небо по росшему на острове гигантскому дереву тоа. Там он повстречал отца, а заодно познакомился на свою голову со сводными братьями, которые так невзлюбили уроженца земного мира, что решили его прибить. Воскресив сына, бог Тангалоа Эйтуматупуа отправил его восвояси, сделав первым правителем божественного происхождения и основателем касты вождей туи тонга. Кстати, сводные братцы с семьями тоже были отправлены на острова архипелага Тонга дабы прислуживать новоиспечённому повелителю и улучшать демографическое положение государства. Много воды утекло с тех пор, а властные кланы дважды успели смениться. Божественных правителей постепенно заменили их «визири», а тех, в свою очередь, сместили военные, в числе которых был Джордж Тупоу I – основатель ныне правящей королевской династии. В середине XIX века из Новой Зеландии в столичную Нукуалофу (Nukuʻalofa) прибыли струганные деревяшки, которым суждено было стать гордостью и красой Тонги – главной резиденцией монарха и его семьи. Для строительства дворца в ход пошли гиганты каури – вечнозелёные доисторические деревья, чья крона шумит на высоте от тридцати до пятидесяти метров. Удивительным образом необъятные массивные стволы превратились в элегантный двухэтажный особняк, окружённый изящными  воздушными галереями и украшенный кружевной деревянной резьбой. Белоснежные стены в сочетании с ярко-красной черепицей, покрывающей крутые скаты крыш, придают дворцу нарядный и немного сказочный вид. Так в единственном на просторах Океании королевстве появился единственный в мире деревянный дворец, который местные жители с уважением и любовью, используя аллегории, называют «священный пляж», «дом за оградой» или «против северного ветра». На местном языке эти названия звучат несколько лаконичней, например, Фанга-тапу или Хангай Токелау. Полюбоваться внутренним убранством монаршей резиденции можно, если вам повезёт оказаться в составе какой-нибудь приглашённой на приём иностранной делегации, да на немногочисленных фотографиях. Врочем, современные монархи всё чаще проявляют тенденцию к сближению с народом и иногда приоткрывают двери своих дворцов с целью привлечения туристов. Возможно, примеру коллег по короне последует и Джордж Тупоу V, нынешний король Тонги.

Если об истории строительства старинного особняка в викторианском стиле можно найти достаточно свидетельств, то о том, кто соорудил другой объект, которым славится столичный остров Тонгатапу, остаётся для всех тайной за семью печатями. Хаамонга а Мауи (Haʻamonga ʻa Maui) – это полинезийский стоунхендж, воздвигнутый намного позже своего британского собрата, но имеющий не менее загадочное происхождение и назначение. Местная легенда гласит о неутомимом Мауи, который оказался вдохновителем создания своеобразного портала, установленного на севере Тонгатапу. Когда бог был занят выуживанием островов из океанских вод, на его плечи всей своей тяжестью давило усеянное звёздами небо. Не добавляли небесному своду лёгкости Луна и Млечный путь. В память об этом легендарном событии жители Тонги не поленились отправиться за сотни миль на рифовые острова Увеа, чтобы привезти оттуда на огромных грузовых лодках три массивных блока из кораллового известняка. Они водрузили их на своей родине в форме буквы «п», назвав эту конструкцию «Бремя бога Мауи». Хотя небосклон весит несравнимо больше, чем многотонные блоки, ну так и люди несопоставимо слабее любого даже самого захудалого божка. Впрочем, это лишь одна из версий происхождения трилита. Кто-то считает, что он дело рук самого Мауи, которому несложно поставить гигантские ворота или метнуть в пожирающую людей огромную птицу девятиметровые каменные валуны, появление которых в центре острова по-научному настроенные скептики объясняют весьма прозаично: «чего только частые в тех краях цунами не закинут на сушу». Но вернёмся к Хаамонга а Мауи. Если верящие в легенды жители Тонги не сомневались в божественном происхождении трилита, то дотошные исследователи выдвигали разные версии его строительства и назначения. Дольмен объявлялся воротами в старинный разрушенный храм или заброшенные королевские угодья; символом единения некогда враждовавших сыновей одного из тонгийских вождей, правящего в XIII веке; основанием королевского трона и так далее. Монаршим волеизъявлением точку в истории происхождения трилита решил поставить отец нынешнего властителя Тауфаахау Тупоу IV. В ходе проведённых исследований были обнаружены небольшие зарубки в форме буквы «w». На поверку оказалось, что первые солнечные лучи самого короткого дня в году (в Южном полушарии это 22 июня) попадают на этот начертанный на камне знак. Более того, высота и расположение дольмена позволяют наблюдать за сезонными и ежедневными изменениями положения Солнца, а также линии моря. Впрочем, даже если догадки исследователей об астрономическом назначении трилита верны, кто возьмётся с полной уверенностью утверждать, что бог Мауи не мог построить для людей небольшую по его меркам обсерваторию…

Если вас смущает сверхъестественное происхождение тонгийских строений, то сам вид архипелага точно навевает мысли о райских кущах, созданных богами ради услады. Слепящие белизной своего песка пляжи окольцовывают утопающие в зелени кокосовых пальм острова. Переливающиеся бирюзой прозрачные прибрежные воды хранят несметные сокровища морского царства. Стоит лишь воспользоваться нехитрым снаряжением для сноркелинга и взору предстают словно посыпанные золотой пылью коралловые рощи, в гущах которых мелькают аквамариновые, изумрудные и рубиновые рыбки. Нескончаемые лабиринты пещер и туннелей напоминают причудливо украшенные залы огромного затонувшего дворца, служащего теперь резиденцией морским обитателям. Отважившимся заплыть подальше и поглубже предоставится удивительная возможность оказаться в компании горбатых китов, приплывающих из Антарктики к группе островов Вавау, тёплые воды которых идеально подходят для романтических свиданий и взращивания появившихся в их результате малышей.

Заходящее солнце бросает янтарный свет на бегущие по холмам сиреневые дорожки. Покидающие своё рабочее место пчёлы уступают его ночным мотылькам. Словно маленькие призрачные феи те порхают от одной веточки к другой. Кажется, что, задевая цветы своими крылышками, они поднимают в воздух мириады частичек, распыляющих нежный аромат над полем. Вы думаете, что оказались в Провансе или Тоскане? Весёлое «алоха», произнесённое в знак приветствия хозяином лавандовой фермы возвращает вас в реальность. Добро пожаловать на Гавайи (Hawai’i)!

«Второоткрыватель» затерянного в океане архипелага (первыми были вездесущие испанцы) Джеймс Кук впервые услышал традиционное гавайское приветствие в 1779 году, когда два судна его экспедиции бросили якоря в бухте Кеалакекуа на Большом Острове (Big Island of Hawaii). Правда, после гостеприимного приёма, аборигены и английские моряки довольно быстро стали расходится во взглядах на жизнь, частную собственность и женщин. Печальным итогом недопонимания стало с почестями покромсанное на куски местными жителями и уложенное в специальную погребальную корзину тело капитана Кука. По давнему морскому обычаю его останки нашли покой в пучине, и лишь нижняя челюсть осталась на суше, пополнив собой фамильную коллекцию гавайского вождя Каланиопуу.

В наши дни путешественникам куда безопасней заниматься исследованием более полутора сотен островов Гавайского архипелага. Хотя, кто знает, что или кто кроется в глубинах множества официально необитаемых островов. Всего восемь клочков суши, образовавшихся, по мнению гавайцев в результате бурной деятельности богов стали постоянным пристанищем для людей. Менее мистически настроенные учёные настаивают на вулканическом происхождении архипелага, подтверждая свою гипотезу тем, что территория Гавайев и сейчас продолжает расти благодаря непрекращающимся извержениям недремлющих гигантов. Наблюдать за приводящим в трепет зрелищем можно, отправившись в национальный заповедник «Гавайские вулканы» (Hawai’i Volcanoes National Park), расположенный на Большом Острове, чьё официальное название совпадает с названием штата – Гавайи. С пятикилометровой глубины океанских вод возвышается самый активный вулкан в мире Килауэа (Kīlauea) – чертоги богини огня, вулканов и ветров Пеле. В поисках прибежища она кочевала с одного острова на другой. Неумолимая морская стихия заливала вырытый фундамент будущего дома, который богиня неоднократно пыталась возвести то здесь, то там. Напоминанием об этих тщетных стараниях служат многочисленные кратеры и кальдеры Гавайского архипелага. Наконец Пеле нашла приют на самом большом острове и воздвигла дворец из застывшей лавы, который местные жители именуют «Извержение» (мой художественный перевод с гавайского – Г.А.Р.). Его территорию украшают мощные фонтаны, чьи лавовые струи взмывают ввысь на пять-шесть сотен метров. Их застывшие на ветру брызги разлетаются по склонам вулкана «волосами Пеле». Так прозвали вулканическое стекловолокно, образующееся в результате застывания подвергшихся растяжению потоков лавы. В сокровищницах Килауэа хранятся переливающиеся чёрным перламутром «слёзы Пеле» – капли и шарики вулканического стекла размером в пару сантиметров. Особенно эффектно Килауэа смотрится ночью, когда среди застывшего угольно-чёрного моря адским пламенем вспыхивают бурлящие «озёра» превращающейся в лаву магмы. Если у вас возникнет идея унести с собой на память сувениры из божественного дворца, выкиньте её из головы. Местные жители утверждают, что тех, кто осмелится покуситься на собственность Пеле преследует несчастье. Как любая женщина, а тем более богиня, она любит внимание и подарки. Вот уже многие поколения гавайцы отправляются на активные участки вулканов, дабы оставить у дверей дома огненной покровительницы щедрые подношения, надеясь взамен получить её благосклонность.

Менее приветливым местечком некогда был миниатюрный остров Ланаи (Lana’i), который облюбовал бог кошмаров Пахулу со своей призрачной свитой. Любившие человечину духи частенько наводили ужас на соседей, по воле злого рока вынужденных причалить к берегам Ланаи. Именно этот зловещий остров был выбран правителем королевства Мауи для ссылки его распроказничавшегося сына. Говорят, молодой принц Каулулаау истребил все хлебные деревья в вотчине своего отца и запугал родственников, за что был отправлен на неминуемую смерть от когтей и клыков людоедов. Но юноше удалось перехитрить призраков и их босса, дезинформируя их о месте своего ночлега. Бессильные при свете дня, изголодавшиеся подданные Пахулу выспрашивали принца о том, где тот собирается заночевать, дабы под покровом темноты напасть на него. Каулулаау неизменно отвечал, что обычно ночует в открытом море. Так каждую ночь популяция людоедов сокращалась, а морская пучина пополнялась новыми утопленниками. После того как сгинул последний злой дух, Ланаи стал вполне пригодным для жизни, чем не преминули воспользоваться жители соседних островов. Около семи сотен лет назад они основали на прибрежных скалах по обе стороны ущелья Каунолу пару рыболовецких деревушек. Местечко, выбранное переселенцам, было не очень пригодным для выращивания их любимого таро – богатой протеинами полинезийской «картошки». Зато укромная глубоководная бухта, в воды которой впадает то и дело пересыхающий ручей, оказалась идеальным местом для швартовки каноэ и рыболовецкого промысла. Хотя в поселении Каунолу вот уже полторы сотни лет никто не живёт, разве что вездесущие духи, оно остаётся довольно хорошо сохранившимся свидетельством первобытных архитектуры и быта древних ланайцев. Глядя на напоминающий африканскую саванну засушливый пейзаж в глаза бросаются выстроенные из чёрно-коричневых камней аккуратные стены. Их лабиринт очерчивает пространство для более чем восьми десятков домов, нескольких десятков загонов, террас, садовых участков, хозяйственных построек, укрытий, захоронений, резиденций вождей и храмов. На каменных платформах, имеющих от одного до трёх уровней и служивших «фундаментом», угадываются очертания каминов, внутренних двориков и даже «досок» папаму, служивших полем интеллектуального боя для игроков в гавайские шашки – конане. За этим занятием не раз был замечен приезжавший в свою резиденцию в Каунолу страстный игрок и рыбак, собиратель земель и создатель первого Гавайского королевства Камехамеха I Великий. Эти довольно безопасные хобби не шли ни в какое сравнение с леле кава – забавой Кахекили, который был правителем острова Мауи и давним соперником гавайского вождя. Однажды он наведался в бухту вблизи Каунолу, где, выбрав подходящую скалу, которая возвышалась ни много ни мало на высоту семиэтажки, сиганул с неё            вместе со всем своим войском в глубокие океанские воды. По мнению вождя, это была единственная возможность удостовериться в смелости и преданности своих воинов. Преодолев страх, молодые люди вошли во вкус и стали изощряться в технике прыжков, позволяющей создавать как можно меньше брызг при вхождении прыгуна в воду. Так, лет двести назад неизвестный правитель затерянных в океане островов стал основателем захватывающего олимпийского вида спорта – прыжков в воду, а Ланаи обзавёлся известным на весь мир соревнованием по клифф-дайвингу со скалы «Прыжок Кахекили» (Kahekili’s Leap). Отваживаются на участие в соревнованиях немногие матёрые прыгуны, как правило, бывшие чемпионы мира и олимпийцы, ведь прыжок со скалы чреват куда более роковыми последствиями, чем неудачный прыжок в бассейн с трамплина. Неожиданный порыв ветра, недостаточный разбег по острым камням скалы или ошибка при развороте тела во время прыжка – любая мелочь за считаные секунды может превратить пышущего здоровьем спортсмена в инвалида или покойника.

Тем же, у кого нервы не столь крепки, чтобы даже наблюдать за экстремальными прыжками посоветуем просто насладиться потрясающими по красоте и величию видами Гавайских островов.

«Весь покрытый зеленью, абсолютно весь…» Именно так можно начать рассказ о далёком тихоокеанском острове, населённом самыми настоящими дикарями – иногда ужасными на лицо и относительно добрыми внутри. Давайте сразу расставим все политико-географические точки над «i». Остров Новая Гвинея (New Guinea), о котором пойдёт речь, делится на две почти равные части; западная является одной из провинций Индонезии, а восточная – независимым государством Папуа-Новая Гвинея. Но не думайте, что папуасы живут только на востоке. Этот курчавый народ можно встретить как на всей территории Новой Гвинеи, так и на нескольких близлежащих островах, входящих в состав Индонезии, Тимора и Меланезии. Глядя на всё разнообразие папуасских племён понимаешь, что чуть ли не единственное, что их объединяет – это общее название «папуас», подобно тому, как всё многообразие поразительного вида пернатых, живущих на острове, объединено под общим названием «птицы». Новогвинейские папуасы разделились на сотни и сотни племён (некоторые могут насчитывать общину, состоящую не более чем из 10 человек), говорящих на более 800 языках и диалектах. Некоторые из языков настолько сложны в плане произношения, что даже самый великоразумный «белый» человек с университетским образованием не сможет повторить элементарную фразу, произнесённую «диким», неграмотным папуасом. Несмотря на то, что на дворе уже XXI век и история изучения Новой Гвинеи насчитывает не одно столетие, остров остаётся заповедным малоизведанным уголком не только для натуралистов, но и для лингвистов и этнографов, изучающих столь неповторимые, уникальные, застрявшие в каменном веке племена, изолированные друг от друга и цивилизации в силу специфики новогвинейского ландшафта и сложившихся традиций.

Называя Новую Гвинею последним Раем на Земле, путешественники конечно же имеют в виду заповедные уголки, где не ступала даже босая нога аборигена и где природа на самом деле предстаёт в её первозданном, как бы пафосно это ни звучало, виде. В нашем представлении только такие гиблые места, как пустыня Гоби или льды Арктики могут быть абсолютно безлюдны, потому что жить в адских условиях испепеляющей жары или смертельного холода невозможно. Но, как оказалось, высокогорные тропические джунгли также могут быть малопривлекательны даже для неприхотливых, приспособленных к суровым правилам выживания диких племён. И вправду, зачем рисковать жизнью и забираться в непроходимые чащи, когда вокруг селения шастает достаточное количество живности для охоты – от диких свиней до представителей соседнего племени? Но бесстрашные натуралисты не могли пройти мимо такого лакомого кусочка, как расположенный на склонах гор Фойджа (Pegunungan Foja) обширный труднодоступный лесной массив, в котором даже самый опытный местный проводник будет бесполезным. Так, в 2005 году группа исследователей рискнула углубиться в горные джунгли. Несмотря на то, что в этом «Затерянном мире» динозавров не оказалось, учёным удалось произвести сенсацию в научном мире, привезя информацию о десятках неизвестных или считавшихся исчезнувшими видов животных, птиц, земноводных, насекомых и растений. Поразительным было то, что ни одна зверушка из «Райского сада», как его окрестили исследователи, не боялась человека, давая себя погладить или взять в руки.

Менее кротким нравом отличаются некоторые племена папуасов, о каннибализме которых до сих пор ходят леденящие душу истории. Причиной их «негуманного» поведения по отношению к врагам или просто чужакам весьма банальна – зачем пропадать добру? Вооружённые самым примитивным охотничьим инвентарём, состоящим исключительно из деревянных копий и стрел, папуасские охотники не всегда могут рассчитывать на удачную охоту. Но даже если смертоносная бамбуковая стрела и пронзит чьё-то сердце, оно не будет принадлежать увесистому оленю или мясистому кенгуру. Максимум, на что может рассчитывать племя – это заполучить на ужин тушку дикой свиньи, ведь более крупных представителей фауны, кроме труднодоступных крокодилов, на Новой Гвинее не существует. Кстати, древние аборигены не могли полакомиться даже свининой, ведь хрюшки были завезены на остров европейскими мореплавателями и миссионерами не так давно. А тут, после боевого столкновения с врагами можно поживиться таким количеством бесхозного мяса, да ещё и раздобыть пару лишних «именных» черепов… Называя детей в честь бабушек, дедушек, святых или просто значимых для родителей людей, мы отчасти следуем дикой папуасской традиции присваивания имени. В некоторых племенах Новой Гвинеи новорождённый так же наследует имя какого-то конкретного человека – предка, родственника или даже чужака, но при этом должно соблюдаться одно непременное условие: родители малыша должны иметь на руках череп дарителя имени. Нет черепа – нет имени. Поскольку без имени, которому папуасы придают сакральный характер, человек жить не может, его родителям приходится занимать череп у родственников или стать головорезами, в буквальном смысле этого слова. Немало новоиспечённых папаш вынуждено было оттяпать кому-то голову, непременно узнав перед этим имя жертвы, чтобы ребёнок мог обзавестись настоящим «черепным» именем. Ну что сказать, дикари! А ведь могли бы создать «банк черепов», в который бездетные добровольцы завещали бы после смерти свою голову с висящей на ухе табличкой с именем.

Учитывая специфическое, но по-своему очень логичное мировоззрение папуасов, можно понять их недоумение, возникавшее при наблюдении боёв между японцами и силами союзников во времена Второй мировой войны. С точки зрения местных жителей, убийства двух противоборствующих армий были жестокими, поскольку носили неоправданно массовый характер и бессмысленными, потому что ценный провиант, коим были тела поверженных, за редким исключением оставался нетронутым. Даже черепа пропадали зря, ведь убийство на расстоянии не оставляло ни одного шанса узнать имя врага. «Адский остров» – так окрестили Новую Гвинею участники смертельного противостояния. Невыносимый влажный климат, изнуряющие тропические болезни, отсутствие дорог и провианта, ожесточённое сопротивление противника превратили остров в гибельную западню для десятков тысяч сражавшихся там австралийцев, американцев и японцев. Лишь призванные в ряды австралийской санитарной и вспомогательной службы папуасы справлялись с невзгодами и лишениями. «Ангелы фуззи-вуззи», как их прозвали австралийские солдаты, словно не чувствуя усталости помогали передвигаться раненым и переносили груз по печально известной «солдатской Голгофе» – горной тропе Кокода (The Kokoda Track), пересекающей Папуа-Новую Гвинею с севера на юг. Несмотря на то, что с момента боёв прошло почти восемьдесят лет, а буйная тропическая растительность способна поглотить всё, что попадается у неё на пути, на тропе Кокода всё еще можно видеть скелеты сбитых самолётов и артиллерийских установок, пройтись по бункерам, оборонительным линиям и местам кровопролитных сражений Новогвинейской кампании. Впрочем, следы ожесточённых боёв можно найти не только в джунглях, но и в прибрежных водах, ставших кладбищем для сбитых самолётов и утопленных кораблей времён Второй мировой войны. Но наиболее значимый и неизгладимый след от военных действий остался в головах и сердцах некоторых из местных жителей. Они не запомнили ужасов войны: изуродованных тел и стёртых с лица земли деревень и джунглей, ведь первобытные племена каннибалов, живущих в краю нескольких десятков действующих вулканов, не испугаешь видом мертвеца или опустошенной стихией местности. Папуасам война принесла усиление культа карго.

В период с 1942 по 1945 годы на глазах у изумлённых аборигенов, после сложного магического ритуала, проводимого белыми людьми, с неба падали деревянные ящики, полные всякого добра: провианта, палаток, одежды, медикаментов и оружия. В наивном представлении папуасов, им было достаточно воссоздать из пальм и соломы культовые сооружения (взлётно-посадочные полосы, диспетчерские вышки, локаторы), надеть «наушники» из половинок скорлупы кокосового ореха и осветить факелами деревянную взлётно-посадочную полосу, чтобы привлечь посылаемые высшими силамипо воздуху  дары – «карго» (так с английского переводится слово «груз»). Предпосылки культа карго были заложены еще до войны, когда европейские миссионеры всеми силами старались завербовать папуасов в ряды христиан. Не вникая в теологические тонкости, жители Новой Гвинеи с удовольствием принимали дары, которые, по их мнению, духи передавали через белых людей. Сбой в налаженном процессе обращения дикарей в христианство начался тогда, когда папуасы подметили расхождение между проповедуемым лютеранскими миссионерами трудоголизмом и их очевидным бездельем. В бесхитростном мировоззрении папуасов сложилось мнение о том, что белые люди врут, утверждая, что для достижения Рая и, что самое важное, получения ценного груза нужно трудиться не покладая рук. Подтверждение тому некоторые из них нашли, посетив Австралию, где богатые люди ничего не делали, в то время как бедняки пахали с раннего утра до позднего вечера. Следующим звеном в цепи рассуждений оказалась уверенность в том, что белые люди никакие не посланцы духов, а подлые воришки. Они присваивают себе дары папуасских предков, передавая новогвинейцам лишь малые крохи. К началу XX века новая вера, продукт философских размышлений папуасов и христианского вероучения, практически привела к гуманитарной катастрофе. Чем больше колониальные австралийские власти поставляли гуманитарного груза на остров, тем усерднее местные жители отказывались работать, охотиться, обрабатывать землю, видя прямую зависимость между прибывающим по морю карго и их ничегонеделанием. Сплетение умозаключений новогвинейцев с христианством породило новые библейские сюжеты. Так Бог-Творец создал не только землю, но и ящики с едой и предметами первой необходимости. Разгневавшись на людей он эти ящики забрал, передав некоторые из них Ною. Иисус Христос, в представлении некоторых последователей культа карго, был пленён белыми миссионерами, дабы воспрепятствовать ему восстановить справедливость и доставить божественные ящики их истинным получателям. С началом Второй мировой войны на остров начали просачиваться новости о боевых действиях. Новогвинейцы и тут проинтерпретировали происходящие события на свой лад: они стали ждать великую войну и армию предков, которые наконец-то сами, без коварных посредников, привезут подарки, а заодно и уничтожат ненавистных белых, присваивающих чужое добро. По удивительному стечению обстоятельств, описание предков-мертвецов с припухшими полузакрытыми глазами и бледно-желтоватой кожей совпало с внешним видом японцев и корейцев, высадившихся на Новую Гвинею в 1942 году. Апофеозом культа карго стала деятельность местного пророка Йали, который, несмотря на грамотность, чин офицера Австралийской армии и опыт учёбы в австралийском Брисбене, продолжал распространять и совершенствовать это потрясающее по наивности верование в божественный груз. Возможно, зная истинное происхождение гуманитарной помощи, он поддерживал в соотечественниках культ карго из корыстных побуждений, превратившись из духовного лидера в фактического правителя его родной провинции Маданг и передав своему сыну в начале 2000-х по наследству «трон».

Это лишь часть диковинок, которые можно встретить на райском острове, способном в одну минуту превратиться в настоящий ад, если только потерять бдительность и тщательно не подготовиться к визиту.